Я опустил трубку. Не трудно будет расшифровать мое послание. Тут и шифровки-то почти никакой. Поднимут приказ об отправлении в отпуск – там вся информация о моих планах на отпуск – где буду находиться, чем заниматься. Так что в четверг – у главного входа на вокзал. Ревиста – это журнал по-испански. Фото хранится в личном деле. О своем внезапном облысении я предупредил, так что курьер меня должен узнать. Чемодан бы только уложить как следует не поленились. В особенности командировочный набор. С его помощью можно сводить концы с концами и при случае не дать себя в обиду. Зависимость от кого-либо, даже в самом малом, ничего хорошего не сулит.
У стены в коридоре стоял холодильник. У меня разбежались глаза: холодильник был набит продуктами питания и водкой. Чего здесь только не было. Даже перечислять и то озноб берет, и я захлопнул дверцу. Поднявшись наверх, я убрал от двери стул и вновь спустился вниз.
На столе, рядом с настольной лампой, стоял письменный прибор и лежала записная книжка. Выдрав из нее листок, я написал корявыми печатными буквами: «Приберись в лесу, короед. Лес – не мусорная свалка. Леший».
Держа в руке записку, я вышел из дома и двинулся в обратном направлении. Кобель с сучком в теле лежал на прежнем месте.
«Сам виноват», – мелькнуло у меня в голове. Нагнувшись, я сунул под его лапу записку.
Напоследок я оглянулся и, заметив торчащую в клумбе лопату, прихватил с собой. Пора обзаводиться хозяйством. Еще бы ведро – и можно отправляться на заготовку картофеля. На большее претендовать не приходится. Собственность отягощает. От нее делаешься неповоротливым. К тому же, это будет кража. Спички тоже теперь есть. Я взял их со стола у дамы. Подумать только, как крепко спит человек. Даже не слышала, как к ней пришел гость. Наработалась, бедная, устала и спит. Ночь напролет. С открытыми дверями. Ну да ничего! Мертвый кобель страху теперь ей нагонит. Навек отучит дверь нараспашку держать…
Тем же путем, не встретив ни единого человека, я возвратился к лощине. Позади забор. Впереди огромный лог, поросший непролазным пихтачом. На дне его неслышно бежит в траве ручей.
Подобрав старое ржавое ведро, я перелез через чей-то трухлявый забор. «Где наша не пропадала», – решил я и тут же подкопал три развесистых картофельных куста. Розовая картошка походила на пушечные ядра, но кожура была еще слабая.
Набрав почти ведро, я опустился вниз к пихтачу. Развел костер из сухого валежника, дождался, когда он прогорит, и положил несколько картофелин в горячую золу. Голод – не тетка. Ребра еще с утра грозились вылезти наружу. Впрочем, общее состояние значительно улучшилось. Жар отступил. Старый дедовский способ, голодание, помог и на этот раз.
Пока пеклась картошка, я опустился в лощину, подобрал в траве у ручья пластиковую бутыль с надежной пробкой. Из бутылки еще не улетучился характерный запах лимонного напитка. Значит, бутылкой пользовались по прямому назначению. В нее не наливали опасные для организма вещества. Надо лишь ополоснуть, и надежная посуда будет всегда под рукой – крепкая, долговечная и, главное, легкая. В моем положении каждый грамм в тягость.
Ручей встретил меня прохладой, сосредоточенным воркованием и тихими комарами. Здесь они были в своей стихии: сырость – дом их родной. Однако подобраться к воде было трудно. Илистый берег быстро оседал под моей тяжестью. Деревянного лотка, по которому когда-то бежала вода, и ступенек к ручью не было и в помине. Понятно: садоводы пользуются водой из трубопровода.
Пришлось ползти, опираясь всем телом на топкую илистую поверхность. Колени и локти испачкались. Ничего не поделаешь, издержки обстоятельств. Зато в руках теперь был полный баллон ключевой воды. Да еще и напиться успел, давя нахлынувшее вдруг чувство голода, похожее на тошноту.
Поднявшись из лощины, я обнаружил, что картошка испеклась. Выкатил ее прутиком из золы и оставил студиться.
Картошка, казалось, остывала целую вечность. Клубни пропеклись. Корочка свободно отваливалась. Съесть нужно совсем немного, чтобы не навредить желудку. Лучше продолжить чуть позже. Я съел пару картофелин и лег под пихту. Плотные пушистые ветви надежно укрывали со всех сторон. Теперь можно и отдохнуть. Лежа на хвое, совершенно не чувствуешь неудобств. Было мягко. Пихтовая хвоя, в отличие от ели, не колет тело.
«Полежу, а потом что-нибудь придумаю. Надо отдохнуть…» – Я расслабился. Ветерок слегка обдувал пихту. Мошкара не беспокоила. Это был маленький рай. Дежурный сержант вчера собирался меня «обкатать»… Сегодня мраморный кобелюка… Не прыгнул бы из-за угла на бедного человека – до сих пор был бы жив, радовался солнцу… колбасе… еще чему-нибудь.
И я заснул.