Лермонтов

Точно ли так? Точно ли не было в новом доме никаких воспоминаний? И единственно ли стремлением избавиться от тяжелых воспоминаний продиктовано дорогостоящее строительство, предпринятое бабушкой? На эти вопросы найти ответ невозможно: Елизавета Алексеевна, по обыкновению, оставила за собой шлейф тумана. Возможно, старый дом попросту обветшал, а чинить его выходило дороже. Возможно, содержать огромный дом Елизавета Алексеевна считала слишком расточительным и решила возвести дом поменьше. Но, скорее всего, причин было несколько. Так или иначе, Лермонтов провел детство в Тарханах, с бабушкой, в том самом доме, который «с приключениями» дожил до наших дней и теперь превращен в музей.

Может быть, этот дом и не таит в себе каких-то захватывающих воспоминаний из XVIII века, но Лермонтов и его бабушка оставили в нем свои собственные воспоминания — кажется, этого довольно.

* * *

Обратимся, однако, к самому спорному и странному моменту в начальной биографии Лермонтова: к тому обстоятельству, что отец «отказался» от сына и передал его в полное и нераздельное «владение» бабушки.

Известно, что после смерти Марьи Михайловны Юрий Петрович оставался в Тарханах только девять дней, а затем уехал. Через несколько месяцев он, кажется, «потребовал» сына к себе, но Елизавета Алексеевна выпросила еще два года: мальчик слабенький, болезненный, в Тарханах за ним хороший присмотр, у бабушки есть и время, и средства для ухода за хворым младенцем — и так далее. (Кстати, не с этим ли обстоятельством связано представление о мальчике Лермонтове как об очень больном, едва ли не поминутно умирающем ребенке?)

Но самая «темная» история этой поры, наверное, связана с заемным письмом (векселем) на 25 тысяч рублей:

«Лето 1815 года августа в 21-й день вдова гвардии поручица Елизавета Алексеева дочь Арсеньева заняла у корпуса капитана Юрия Петрова сына Лермонтова денег государственными ассигнациями двадцать пять тысяч рублей за указные проценты сроком впредь на год, то есть будущего 1816-го года, августа по двадцать первое число, на которое должна всю ту сумму сполна заплатить, а буде чего не заплачу, то волен он, Лермонтов, просить о взыскании и поступлении по законам. К сему заемному крепостному письму вдова гвардии поручица Елизавета Алексеева дочь Арсеньева, что подлинно у корпуса капитана Юрия Петрова сына Лермонтова денег 25 ООО заняла, в том и руку приложила».

Подлинник заемного письма не обнаружен, а о существовании его мы знаем по записи в книге Чембарского уездного суда.

Возможно, Юрий Петрович тогда надеялся еще получить за Марьей Михайловной приданое и устроить на эти средства семейную жизнь по собственному разумению, без тещиного надзора. Однако ничего не вышло.

Заемное письмо было выдано сроком на один год. Год прошел — Елизавета Алексеевна молчит, денег не дает. Через год она вдруг объявляет, что весь ее доход с имения составил всего 500 рублей.

При таких обстоятельствах требовать выплаты 25 тысяч оказалось неуместным; указать же теще на то, что она пошла на прямой обман, Юрий Петрович не смог.

А еще через год, в 1817 году, Марья Михайловна скончалась.

Елизавета Алексеевна тут же пишет новое духовное завещание:

«…A как во власти Божией лишась смертью означенного мужа моего и единственной от нас в браке прижитой дочери Марьи Михайловны (на лицо коих то имение завещеваемо было), то с прекращением их жизни уничтожается вся сила той, учиненной мною в 1807 году духовной.

После дочери моей Марьи Михайловны, которая была в замужестве за корпуса капитаном Юрием Петровичем Лермонтовым, остался в малолетстве законный ее сын, а мой родной внук Михайло Юрьевич Лермонтов, в которому по свойственному чувствам имею неограниченную любовь и привязанность как единственному предмету услаждения остатка дней моих и совершенного успокоения горестного моего положения, и желая его в сих юных годах воспитать при себе и приготовить его на службу Его Императорского Величества и сохранить должную честь, свойственную званию дворянина, а потому ныне сим вновь завещеваю и представляю по смерти моей ему, родному внуку моему Михайле Юрьевичу Лермонтову, принадлежащее мне вышеописанное движимое и недвижимое имение… с тем, однако, ежели оный внук мой будет по жизни мою до времени совершеннолетнего его возраста находиться при мне на моем воспитании и попечении без всякого на то препятствия отца его, а моего зятя, равно и ближайших г. Лермантова родственников и коим от меня его, внука моего, впредь не требовать до совершеннолетия его…

В случае же смерти моей я обнадеживаюсь дружбой моей в продолжение жизни моей опытом мне доказанной родным братом моим артиллерии штабс-капитаном и кавалером Афанасием Алексеевичем Столыпиным, коего и прошу до совершеннолетия внука моего принять в свою опеку имение, мною сим завещаемое…