Леопард в изгнании

Приведя себя в порядок, Мириэль как могла изучила результат с помощью маленького ручного зеркальца. Она была в простом дорожном платье из нимского хлопка цвета индиго и в полушелковой темно-синей мантилье, окаймленной алым атласным кружевом. Изящные кисти рук были плотно охвачены светло-коричневыми перчатками — тщательно хранимым напоминанием о былой роскоши; они стоили больше, чем весь остальной туалет.

Мириэль взяла ридикюль[32] и на миг остановилась. Маленький мешочек слишком легко украсть, а она смертельно боялась потерять письмо или деньги. В конце концов, хорошенько подумав, она завернула золотые монеты — все ее оставшееся богатство — в один из платков Луи, чтобы не звенели, и сунула и их, и письмо в мешочек. Приподняв платье, она крепко привязала ридикюль к поясу нижней юбки, упрятав его в складках.

Тянуть дольше было нельзя. Мириэль отворила дверь и вышла из комнаты.

Она уже не была той робкой и наивной девушкой, которая удирала, спасаясь от коварных планов своего дядюшки. С уверенностью опытного человека она пошла в контору капитана порта и выяснила, где стоит самый быстрый корабль, отплывающий в Англию.

Через несколько минут она уже стояла у трапа корабля «Тысячелетний сокол»[33] и просила позвать капитана Пендрея. Фамилия выдавала корнуэльское происхождение капитана, и, когда он появился на палубе, Мириэль обратилась к нему на его родном языке:[34]

— Durdatha why! Fatla genough why?[35]

— Ea, ma Yehes genam,[36] — ответил Пендрей. — Так вы моя соотечественница!

Его зеленовато-карие глаза казались странно светлыми на сильно загоревшем лице. Он смотрел на незнакомку внимательно, но дружелюбно.

— Далеко вы от дома забрались, Madama wheg.[37] У вас что, беда стряслась?

Мириэль не желала говорить об этом при всех.

— Я могу подняться на борт? — спросила она в ответ.

Пендрей проводил ее в свою каюту и налил ей вина из графина, стоявшего в буфете. Притулившаяся под кормой каюта была хорошо обставлена и походила на гигантскую шкатулку для хранения драгоценностей какого-нибудь великана. Сквозь открытую дверь Мириэль слышала крики людей на палубе.

— Видать, вы доверчивая, — сказал капитан. — Спускаетесь в каюту с таким грубым моряком, как я.

Мириэль не смутилась.

— Я в отчаянном положении, — прямо начала она. — Начальник порта сказал, что ваш корабль регулярно ходит в Англию и что он самый быстрый.

— Быстрее не бывает, — гордо ответил Пендрей. — Сегодня с отливом мы отчалим и через пять недель будем в Бристоле. Но я не хочу, чтобы «Сокол» был замешан в каких-то темных делишках.

— Я только прошу вас отвезти в Англию мое письмо к герцогине Уэссекской. Я надписала на пакете адрес. Герцогиня живет в Уилтшире, она моя подруга.

Пендрей скептически посмотрел на девушку. Мириэль понимала его сомнения. Пусть и прилично одетая, она все же не походила на людей, с которыми водят дружбу герцогини.

— Очень важно, чтобы она побыстрее получила это письмо. Я заплачу вам за перевозку и еще сверх того, если вы наймете человека, чтобы он доставил его герцогине.

— А что удержит меня от того, чтобы взять ваши денежки и вышвырнуть письмо за борт, как только мы снимемся с якоря? — насмешливо спросил капитан.

— Ваша честь, — ответила Мириэль. — Onen hag Oll. Один за всех.

Это была корнуэльская поговорка, и, похоже, она возымела действие. Капитан Пендрей покраснел и быстро отвернулся, чтобы скрыть смущение.

— Ладно, мисс. Простите старика за то, что так резко говорил с корнуэлкой. Среди нас еще остались те, кто помнит, как сражались за Трелони.

— Знаю, — ответила Мириэль.

Даже века не смогли стереть памяти о том великом восстании, когда сорок тысяч корнуэлок выступили против монарха, чтобы спасти одного из своих собственных королей. Прирожденная доблесть бурлила у них в крови.

— Давайте письмо, и я доставлю его в целости и сохранности, — хрипло проговорил моряк.

— Отвернитесь, — Мириэль облегченно вздохнула и, порывшись в юбках, достала из ридикюля письмо.

— Я дам вам десять гиней, если…

— Нет уж! — резко ответил капитан. — Я сделаю это даром ради удовольствия снова услышать родной язык. Дайте две гинеи, чтобы уплатить человеку, который отвезет ваше письмо, когда мы пристанем к английскому берегу, и я клянусь — ваша герцогиня получит письмо не позже чем через шесть недель, начиная с нынешнего дня.

Хотя на самом деле в положении Мириэль ничего не изменилось, провожала она «Сокол» куда в лучшем настроении, чем была с тех пор, как пропал Луи. Она оказалась жертвой могущественных сил, справиться с которыми не могла, но пешкой в их руках ни за что не станет.

Сара вздохнула и еще раз перечитала письмо, напрягая глаза в полумраке комнаты — солнце уже садилось и его последние слабые лучи еле пробивались с запада сквозь ветви деревьев. Мириэль писала свое письмо много недель назад и за много миль отсюда. Что же случилось с ней за все эти долгие дни, пока письмо добиралось до Мункойна? Может, она уже мертва, или Луи погиб, или оба…