Леопард с вершины Килиманджаро

– Это как посмотреть, – сказал Митька, потому что этой тете нельзя было отвечать, как в школе. – Если в десятичной системе и на Земле, то – двадцать пять.

Симона опять рассмеялась:

– А в другой Галактике? На Сенсерионе, скажем?

– Это надо подумать, – солидно сказал Митька.

– Ну вот, – Симона сделала руками – «ну вот», – ему «надо подумать» – а вы всё чего-то боитесь. И вообще мобиль летит.

Она легко поднялась.

– Ну, сынуля… – сказала Ираида Васильевна и, опустив руки, вся как-то наклонилась и подалась вперед.

Митька простодушно повис у нее на шее, чмокнул где-то возле уха. Потом смутился и боком-боком пошел к Симоне.

«Неужели же и я с моей Маришкой – такая клуша, если смотреть со стороны?» – подумала Симона.

– Ну, человеческий детеныш, следи тут без нас за Землей, чтоб порядок был. А до звезд мы с тобой еще доберемся.

Митька еще раз скосился на мать и с неожиданной степенностью изрек:

– Звезды – звездами, а сперва надо в Солнечной освоиться. Фаддей говорит, на Ганимеде пещеру открыли, там волосатики живут, инертными газами дышат.

– Что за глупость, – устало проговорила Ираида Васильевна, – инертные газы не могут участвовать в процессе обмена веществ. А что касается Ганимеда, то на его поверхность еще никто не спускался, только кибы-разведчики. Берут пробы грунта, льда и все такое. Вот когда высадятся люди, тогда и начнется исследование пещер, глубокое бурение и детальное картографирование. Так что твой Фаддей большой выдумщик.

Симоне стало обидно за Митьку, Фаддея, Ганимед и инертные газы в придачу. Она протянула мальчику широкую ладонь, всю в белых и розовых полосочках – отлежала на траве:

– Ты не горюй, тем более что с этими инертными газами и в самом деле что-то нечисто. Сейчас над этим бьются специалисты из «Независимой компании», а там ведь сплошь сливки научного мира. С пенками. Так что не исключено, что и докопаются, откуда на Ганимеде соединения инертных газов, которых и в природе-то не должно существовать. Ну, салют!

Митька благодарно взглянул на нее и тоже протянул смуглую, всю в царапинах, руку. Сунул жесткую ладошку лодочкой – и тут же потянул обратно.

– Счастливого пути, теть Симона, – нерешительно проговорил он, видя, что Симона стоит над ним в какой-то совсем неподходящей для нее задумчивости. – И спокойной работы… – добавил он, чувствуя, что говорит уже что-то совсем несуразное.

Симона фыркнула, тряхнула головой и легонько щелкнула мальчика по носу:

– Заврался, братец. Спокойной… Приключение-ев! Прроисшестви-ев! Стррашных притом. Космические пираты, абордаж, таран, гравитационные торпеды к бою!

– Всё сразу? – невинно спросил Митька.

– Только так. – Симона оглянулась на Ираиду Васильевну, шедшую к мобилю, и неожиданно вдруг сказала: – И почаще вызывай маму… Длинный фон у нас освобождается после девяти. – И побежала догонять Ираиду Васильевну.

Мальчик отступил на несколько шагов, стащил с головы синюю испанскую шапочку и стал ею махать. Мобиль задрал вверх свой острый прозрачный нос и полез в небо.

Домой, на «Арамис»

Симона посмотрела вниз. Уже совсем стемнело, и сквозь дымчатое брюхо мобиля было видно, как медленно возникают и так же медленно отступают назад и растворяются цепи немерцающих земных огней.

– Аюрюпинская дуга, – сказала Симона, чтобы оборвать их бесконечный, не в первый раз начатый и не в первый раз кончающийся вот так, лишь бы кончить, разговор. – Значит, через двадцать минут Душанбинский космопорт.

– И все-таки, – упрямо продолжала Ираида Васильевна, – и все-таки я не представляю себе, что вы стали бы рассказывать своей Маришке о различных системах счисления перед тем, как заучивать с ней таблицу умножения.

– Уже рассказала. В общих чертах, разумеется.

– Зачем?

– Да затем, чтобы ей не казалось все это так просто! Умножение у них в ночном курсе, утром встают – и всё так легко, весело, и весь мир ясен, как пятью пять.

– Симона, дорогая, а разве вам не пришло в голову, что Митя ответил так только потому, что с ним говорили именно вы? Ведь во всех других вариантах – со всеми остальными людьми на Земле – он ограничился бы элементарным ответом. Вы не учите его мыслить – вы учите его оригинальничать, и еще учите его выбирать людей, с которыми приятно пооригинальничать, и еще даете ему почувствовать вкус своего одобрения. Разве вы не знаете, как он ценит малейшее ваше расположение? Да в следующий раз он будет готов отрицать все на свете, лишь бы угодить вам.

Симона вдруг представила Митьку и себя сидящими нос к носу у бетонной стенки взлетной площадки. И Ираиду Васильевну, сиротливо стоящую как-то сбоку от них. «Ревнует она его ко мне, что ли? – неприязненно подумала Симона. – Ну и пусть, сама виновата». А Ираида Васильевна продолжала говорить, словно сейчас, здесь, в рейсовом мобиле, на подлете к Душанбинскому космопорту, можно было заставить Симону изменить свои взгляды на воспитание детей вообще и Митьки в частности.