Леопард охотится в темноте

Крейг налил еще виски. Как он ненавидел их тогда, называя «террами», сокращенно от «террористы», ненавидел той лютой ненавистью, которой ненавидят нечто, грозящее самому дорогому в твоей жизни, самому твоему существованию. А сейчас он приветственно поднимал кружку с виски и пил за их здоровье. Он слышал, что пилоты люфтваффе и ВВС Великобритании на своих встречах вспоминают минувшую войну скорее как товарищи, а не как смертельные враги.

— А где ты был, когда мы ракетами подожгли хранилище в Хараре и сожгли все топливо? — спрашивали они.

— Ты помнишь, как Скауты свалились с неба на наш лагерь в Молингуши? Они убили восемьсот наших. Я был там, — похвастался Пекин. — Но меня они не поймали.

Крейг понял, что больше не испытывает к ним ненависти. Под слоем жестокости и свирепости, нанесенным на них войной, они оставались настоящими матабелами, которых он всегда любил за безудержную веселость, чувство гордости за себя и свое племя, личную честность, верность и соблюдение, пусть достаточно своеобразного, кодекса чести. Крейг почувствовал расположение к ним, и они ответили ему тем же.

— Что заставило тебя приехать сюда, Куфела? Такой разумный человек направился в логово леопарда, не взяв даже палки? Должно быть, ты слышал о нас — и все равно пришел.

— Да, я слышал о вас. Слышал, что вы — бесстрашные люди, как старые воины Мзиликази.

Они по достоинству оценили комплимент.

— Но я пришел сюда, чтобы познакомиться и поговорить, — продолжил Крейг.

— Зачем?

— Я напишу книгу, а в ней правдиво расскажу о том, кто вы такие и за что сражаетесь.

— Книгу? — к Пекину мгновенно вернулась подозрительность.

— Какую книгу? — поддержал его Доллар.

— Кто ты такой, чтобы писать книгу? — Бдительный не скрывал своего презрения. — Ты слишком молод. Книги пишут великие ученые люди. — Как и все безграмотные африканцы, он относился с благоговейным ужасом к печатному слову и с глубоким почтением к сединам.

— Одноногий писатель книг? — насмешливо спросил Доллар, а Пекин хихикнул и потянулся за автоматом. Он положил его на колени и снова хихикнул. Настроение изменилось снова.

— Если он врет о своей книге, — предположил Доллар, — может быть, он врет и о дружбе с товарищем Тунгатой.

К такому повороту событий Крейг был тоже готов. Он достал из клапана рюкзака большой конверт, а из него — толстую пачку газетных вырезок. Он намеренно долго перебирал их, чтобы насмешливое недоверие матабелов сменилось интересом, потом передал одну вырезку Бдительному. Сериал по книге демонстрировался по зимбабвийскому телевидению два года назад, до того, как эти партизаны вернулись в буш, и пользовался огромным успехом.

— Хау! — воскликнул Бдительный. — Это же старый король Мзиликази!

На фотографии в начале статьи был изображен Крейг и члены съемочной группы. Партизаны мгновенно узнали чернокожего американского актера, сыгравшего старого короля матабелов. Он был в костюме из шкур леопарда и перьев цапли.

— А это ты? С королем? — Они были поражены не менее, чем его фотографией с Тунгатой.

Была еще одна фотография, сделанная в книжном магазине «Дабблдей» на Пятой авеню, на которой Крейг стоял рядом с огромной пирамидой из книг, на вершине которой находился его увеличенный портрет с суперобложки.

— Это ты? — Они были просто потрясены. — Ты написал эту книгу?

— Теперь вы верите мне? — спросил Крейг, но Бдительный еще долго рассматривал доказательства, прежде чем согласиться.

Шевеля губами, он прочитал статьи, вернул вырезки Крейгу и произнес серьезным тоном:

— Куфела, хоть ты и молод, ты действительно знаменитый писатель.

Теперь они поразили его своим трогательным нетерпением, с которым рассказывали о своих обидах. Они напоминали просителей на индабе племени, где рассматривались дела и выносились приговоры старейшин. Они говорили, а солнце поднималось по голубому и чистому, как яйцо цапли, небу, достигло зенита и начало неторопливый спуск к своей кровавой смерти на закате.

Они говорили о трагедии Африки, о разобщенности могучего континента, в которой заключались все причины насилия и бед, о единственной неизлечимой болезни, заразившей всех, — межплеменной вражде.

Матабелы против машонов.

— Пожиратели грязи, — называл их Бдительный, — притаившиеся в норах, изгнанники на вершинах холмов, шакалы, которые кусаются, только если повернуться к ним спиной.

Это было презрение воина к купцу, человека прямого действия к коварному посреднику и политику.

— Машоны были нашими собаками с той поры, когда великий Мзиликази перешел Лимпопо. Они были амахоли, рабами и сыновьями рабов.