Бьёрн Хольм вошел в переговорную криминалистического отдела в Брюне. Солнце за окном уже приготовилось скрыться за фасадами домов и отдать город во власть вечерних сумерек. На парковке перед зданием было полно машин, а перед входом в Крипос на другой стороне улицы стоял белый автобус со спутниковой тарелкой на крыше и логотипом Норвежской телерадиовещательной компании на борту.
Единственным человеком в переговорной, помимо него, была его начальница Беата Лённ, исключительно бледная, хрупкая и тихая дама. Тому, кто не знал всего, могло показаться, что такой женщине непросто руководить целой оравой взрослых, очень профессиональных, самоуверенных экспертов-криминалистов, всегда имеющих свое особое мнение и не боящихся конфликтов. Но тому, кто знал все, было очевидно, что только она и могла с ними справляться. Не столько потому, что ее уважали за то, что она не сломалась, проводив на вечное дежурство двух полицейских: сначала собственного отца, а потом и отца своего ребенка. А просто она была лучшей из них и излучала такую безупречность, цельность и силу, что, когда Беата Лённ шепотом отдавала приказ, опустив глаза и покраснев, приказ этот исполнялся беспрекословно. Так что неудивительно, что Бьёрн Хольм поспешил сюда, как только получил сообщение.
Она сидела в кресле, придвинутом почти вплотную к телевизору.
– Прямая трансляция с пресс-конференции, – произнесла Беата, не оборачиваясь. – Садись.
Хольм тут же узнал людей на экране. И подумал, до чего же странно сидеть здесь и наблюдать телевизионный сигнал, проделавший тысячи километров в космос и обратно только для того, чтобы показать ему то, что как раз сейчас происходит на другой стороне улицы.
Беата Лённ прибавила громкость.
– Вы совершенно правильно поняли, – сказал Микаэль Бельман и наклонился к микрофону, стоящему перед ним на столе. – Пока у нас нет ни следа, ни подозреваемых. И хочу повторить это еще раз: мы не исключаем, что погибшая могла покончить жизнь самоубийством.
– Но вы сказали… – начала было одна из журналисток.
Бельман оборвал ее:
– Я сказал, что мы расследуем эту смерть как
– «Ставангер афтенблад», – проблеял этот кто-то на диалекте Ругаланна. – Не связывает ли полиция эту смерть с двумя другими смертями на…
– Нет! Если вы слушали внимательно, то поняли, наверное, что мы всего лишь
– Это я понял, – продолжал носитель ругаланнского диалекта так же невозмутимо и медленно. – Но всех собравшихся здесь гораздо больше интересует то, что вы считаете, а не то, чего вы
Бьёрн Хольм видел, как пристально Бельман смотрит на журналиста, как нетерпеливо подергиваются углы его губ. Женщина в форме, сидевшая рядом с Бельманом, закрыла рукой микрофон, наклонилась к нему и что-то зашептала. Лицо старшего инспектора потемнело.
– Микаэль Бельман проходит экстренный курс общения со СМИ, – сказал Бьёрн Хольм. – Урок первый: гладь их по шерстке, особенно региональные газеты.
– Да он только начал, – заметила Беата Лённ. – Еще научится.
– Думаешь?
– Да, Бельман из тех, кто учится.
– Насколько я слышал, смирению научиться нелегко.
– Настоящему – трудно. Но в современном искусстве коммуникации важно уметь в нужный момент стелиться перед СМИ. Именно это Нинни сейчас ему и говорит. И Бельман достаточно толковый, чтобы понять.
На экране Бельман откашлялся, изобразил приятную, почти мальчишескую улыбку и наклонился к микрофону:
– Прошу прощения, если это прозвучало несколько резко, но у всех нас был тяжелый день, и я надеюсь, вы понимаете, что нам не терпится вернуться к расследованию этого трагического события. Сейчас мы должны заканчивать, но, если у кого-то из вас еще остались вопросы, передайте их Нинни, и я обещаю, что постараюсь ответить всем вам лично в течение вечера. До подписания номеров. Ладно?
– Что я тебе говорила? – Беата засмеялась с видом победительницы.
– A star is born[36], – заметил Бьёрн Хольм.
Картинка на телеэкране поменялась, и Беата Лённ повернулась к Бьёрну:
– Звонил Харри. Хочет, чтобы я тебя к нему прикомандировала.
– Меня? – спросил Бьёрн. – Зачем это?
– Сам прекрасно знаешь зачем. Я слышала, что ты был с Гуннаром Хагеном в аэропорту, когда Харри прилетел.
– Упс. – Хольм широко улыбнулся, демонстрируя и верхние, и нижние зубы.
– Полагаю, Хаген хотел использовать тебя в операции «уговоры», поскольку прекрасно знает, что ты один из тех, с кем Харри нравится работать.
– Нельзя сказать, чтобы мы особо преуспели. Харри заниматься этим делом отказался.
– Ну, значит, сейчас передумал.
– Да ну? Интересно, что же заставило его изменить мнение?
– Он не сказал. Сказал только, что считает, что будет правильнее действовать через меня.
– Само собой разумеется, ты ведь здесь начальник.
– Когда дело касается Харри, ничего само собой не разумеется. Ты ведь знаешь, мы с ним хорошо знакомы.