– Максимум пятнадцать минут, – сказала она. – Ему лучше, но он все еще слаб.
Харри кивнул. Вздохнул. И вошел.
Он остановился за дверью и услышал, как она закрылась за ним. Шторы опущены, в комнате темно, включена лишь лампа над кроватью. Свет падал на человека, который полусидел в кровати, наклонив голову, длинные волосы свисали ему на плечи.
– Подойди ближе, Харри.
Голос изменился, стал похож на жалобный скрип плохо смазанных дверных петель. Но Харри узнал его, и по спине пробежал холодок.
Он подошел к кровати и сел рядом на стул. Мужчина поднял голову. И у Харри перехватило дыхание.
Лицо Снеговика как будто залили жидким воском. Оно застыло и превратилось в слишком тесную для него маску: кожа натянулась на лоб и подбородок, так что рот превратился в крохотную безгубую дыру среди окостеневших тканей. Смех его был беззвучен – два коротких толчка воздуха.
– Что, не узнаешь меня, Харри?
– Узнаю глаза, – сказал Харри. – Этого достаточно. Это ты.
– Есть какие-нибудь новости о… – Крошечный, сжатый в куриную гузку рот попытался растянуться в улыбке. – О нашей Ракели?
Харри готовился к этому, настроил себя, как боксер настраивается на боль. Но все равно ее имя в его устах заставило его стиснуть кулаки.
– Ты согласился поговорить об одном человеке. Человеке, который, как мы думаем, похож на тебя.
– На меня? Надеюсь, он покрасивее будет. – Снова два сотрясения воздуха. – Странно, меня моя внешность раньше никогда не волновала, Харри. Я думал, что самое ужасное в этой болезни – боль. Но знаешь, что на самом деле ужаснее всего? Разложение. Смотреть на себя в зеркале и видеть, как растет этот монстр. Мне здесь по-прежнему разрешают ходить в туалет одному, но я стараюсь избегать зеркал. Ведь я же был красив, ты знаешь.
– Ты прочитал то, что я тебе послал?
– Пришлось сделать это тайком. Доктор Айболит считает, что мне вредно напрягаться. Инфекции. Воспаления. Температура. Ее искренне беспокоит состояние моего здоровья, Харри. Это даже удивительно, учитывая то, что я сделал, верно? Лично меня больше интересует смерть. Именно в этом я, по правде говоря, завидую тем… но ты этому помешал, Харри.
– Смерть была бы слишком мягким наказанием.
Во взгляде человека, сидящего в постели, что-то зажглось, казалось, что щелочки его глаз загорелись белым холодным светом.
– Во всяком случае, у меня теперь есть имя и место в книжках по истории. Люди будут читать про Снеговика. И кто-то захочет стать моим наследником и претворить мои идеи в жизнь. А что досталось тебе, Харри? Ничего. Наоборот, ты потерял то немногое, что имел.
– Правда, – сказал Харри. – Ты победил.
– Тебе не хватает среднего пальца?
– Ну… Мне его не хватает именно сейчас. – Харри поднял голову и встретился с ним взглядом. Выдержал его.
Потом похожий на куриную гузку рот открылся. Смешок прозвучал как выстрел из пистолета с глушителем.
– Ну, чувства юмора ты, во всяком случае, не потерял, Харри. Ты знаешь, что я потребую что-то взамен?
– No care, no pay[131]. Но давай, говори.
Мужчина с большим трудом повернулся к тумбочке, взял стоявший там стакан и приложил его к ротовому отверстию. Харри смотрел на руку, державшую стакан. Она была похожа на белую птичью лапу. Напившись, собеседник осторожно поставил стакан на место и заговорил. Сейчас жалобный голос звучал слабее, как из радиоприемника, в котором садятся батарейки.
– Мне кажется, в инструкции по моему содержанию в тюрьме говорится об исключительной тяге к самоубийству, во всяком случае, они с меня глаз не спускают. И тебя обыскали, прежде чем впустить, правда? Боятся, что ты дашь мне нож или еще что-нибудь. Но я не хочу досматривать распад до конца, Харри. Мне кажется, с меня уже хватит. Ты не согласен?
– Нет, – сказал Харри. – Я так не думаю. Давай о чем-нибудь другом.
– Ты мог бы соврать и сказать «да».
– Ты бы предпочел ложь?
Тот отмахнулся:
– Я хочу встретиться с Ракелью.
Харри удивленно поднял бровь:
– Зачем?
– Просто хочу ей кое-что сказать.
– Что?
– Это должно остаться между нами.
Стул скрипнул, когда Харри встал.
– Никогда.
– Погоди. Сядь.
Харри сел.
Мужчина смотрел вниз, пальцы его елозили по пододеяльнику.
– Пойми меня правильно, насчет других я не раскаиваюсь. Те были шлюхи. Но Ракель была другая. Она… другая. Я хочу сказать только это.
Харри недоверчиво смотрел на него.
– Ну, что ты думаешь? – спросил Снеговик. – Скажи «да». Соври, если надо.
– Да, – солгал Харри.
– Ты плохо врешь, Харри. Я хочу поговорить с ней прежде, чем стану помогать тебе.
– И речи быть не может.
– Почему я должен тебе верить?
– Потому что у тебя нет выбора. Потому что ворам приходится полагаться на воров, когда припрет.
– Правда?
Харри еле заметно улыбнулся:
– Когда я покупал опиум в Гонконге, мы одно время использовали туалет для инвалидов в отеле «Ландмарк» на Де Ву-роуд. Сначала туда заходил я, клал детскую бутылочку с соской, где были деньги, под крышку бачка самого правого унитаза. Выходил, смотрел на часы поддельной марки, возвращался, и там по-прежнему лежала моя бутылка. Всегда с точным количеством опиума. Слепое доверие.
– Ты сказал «одно время».
Харри пожал плечами: