Леонид обязательно умрет

— Лечь-то ты ляжешь, — ответил вскользь Хмуров. — Встанешь ли!.. Свободны все, мать вашу! — заорал. — До обеда свободны! — Когда они остались один на один, старшина присел рядом с нею на корточки и тихонечко стал приговаривать: — Как я учил, поправочку на ветер… Так… Дальность обманчивой может быть… Природа склонна к оптической лжи… Обманчива мать…

Геля не слушала его, пальцы сами делали все, что надо, как будто она всю жизнь из винтовки стреляла.

— Ну, огонь, — тихонько разрешил Хмуров.

Старшина прикрыл глаза, прослушивая размеренные выстрелы «токаря», словно меломан редкую пластинку..

— Пять, шесть, — шептал, наслаждаясь эхом выстрелов. — Восемь…

Она закончила свои десять и еще долго лежала на лапнике, ожидая разрешения старшины встать. Ей было хорошо замереть без действия, лежать так просто под большим небом.

Придя в себя, Хмуров вновь побежал к бугорку, подпрыгивая на ухабах козликом.

Она впервые после смерти Мовчанова улыбнулась вослед дядьке. Поняла, что улыбнулась, а потому вспомнила полковника-локаторщика, а потом полковника Чудова, за ними лейтенанта Володечку, пахнущего «Шипром», и, конечно, Костика… прислонилась щекой к прикладу винтовки и опять смотрела куда-то сквозь все пространства…

Обратно Хмуров шел степенно, неся лист с пробитой мишенью на вытянутой руке. Его походка какому-нибудь психологу показалось бы очень важной, словно человек только что клад нашел.

Такого психолога старшина бы послал изучать бараньи мозги, так как клад по сравнение с тем, что он обрел, стал бы сущей безделицей.

Девяносто восемь из ста, и все в касание! — пела душа.

— Да ты знаешь, кто ты?! — Всем его существом завладел пафос гениального учителя перед еще более гениальным учеником.

— Знаю, — ответила Ангелина, с удовольствием вдыхая в себя запах остывающих гильз. — Знаю, я — шваль!

Потом Хмуров докладывал по начальству о самородке Лебеде, объясняя профессионалам, что за всю свою жизнь не встречал подобного таланта.

— Бриллиант! — кричал он.

— Спокойно! — одергивал начшколы. — Не про Ойстраха говоришь.

— Дайте мне этого Ойстраха, и я посмотрю, как он с трехсот пятидесяти при боковом ветре да девяносто восемь!

— Ойстраха тебе не дадим! Он на всю Россию один!

— Ас пятисот оба глаза немцу рисованному повыбила, в рот пулю засунула, в сердце тройку воткнула, еще двумя — яйца отстрелила!.. Как вам?!!

— А десятый?.. — ужаснулся начшколы.

— Да в лобешник, Прокопыч!

«Прокопыч» — было уже серьезно! В истинном экстазе прибывал старшина. Да и так уже было понятно, что дело серьезное!

«Откуда она взялась?» — мучил голову вопросом начшколы. Пытался разузнать, намекнули однозначно — не лезь! Здесь еще Слава второй степени пришла… А у него на кители только дырки на случай да знаки отличия… Может, эта Лебеда — спортсменка?..

Старшина словно мысли его подслушал и при следующей беседе рассказал. Эротично так поведал…

— Пальчик я ее проверял. Мягонький, даже мозолька натерлась. И щечка ровненькая, с пушинкой… Истинный талант! Первородный!..

— Девственный, — уточнил начшколы. — Остальных что, отпускаем?

— А чего, — развел руками Хмуров, — парни отличные! Завтра готовы в бой. Для прикрытия лучше и не мечтай!.. Выжал из них все способности…

— А Лебеда?

— Мне надо с ней еще! Поработаю, потружусь, пошлифую…

— Секреты мастерства передашь?

— Это как водится! — пообещал старшина.

Прокопыч благословил, но до поры до времени о Лебеде выше не докладывал. Хотел увериться в неслучайности результатов. Так часто бывает, знал по опыту начшколы снайперов, — новичок может месяц показывать высший результат, а потом наступает момент, когда все ломается, глаз косеет, рука кривеет, и бывший вундеркинд всю оставшуюся жизнь стреляет в молоко. Руководя областным ОСОАВИАХИМом до войны, он навидался всякого, а потому не спешил. Даже вручение ордена ей попридержал.

Хмурову Прокопыч позволил делать с Лебедой все, что старшина сочтет нужным. Безо всякого режима. Кому этот режим, на фиг, нужен, если она в школе одна! А если дело выгорит и из девчонки получится элита, они все на том поимеют!..

До самой осени, через березовую весну и полынное лето, старшина Хмуров работал с Ангелиной Лебедой.

Передал девке все тонкости снайперского искусства, а она их приняла, да такое ощущение сложилось у Хмурова, будто ефрейтор уже родилась с профессиональными повадками снайпера. Хватала науку на лету.

Он научил ее стрелять с корточек. Причем заставлял сидеть в позе зэка по шесть часов не шелохнувшись, лишь тогда пускал зеркальцем солнечный зайчик. Хорошо зеркальце к палке привязывал, а то бы без рук остался…

Хмуров обучил ее лазить по деревьям дикой кошкой и спать на ветвях змеей.

— Подушка твоя — приклад! Оптический прицел — батька, а ствол винтовки — мать родная! — повторял старшина.

Она улыбалась ему, чувствовал, была благодарна за науки, но души своей и странички не открыла. Хмуров был жалостливым мужиком, одновременно с этим понятия имел. Не хочет человек открываться, дело его. Видать, про изошло у этой Лебеды в жизни всякое… Ну что ж, улыбается — уже празднично!