Леонид Леонов. "Игра его была огромна"

Теперь Леонид Максимович, например, ничего не предпринимая, смотрел, чем же в очередной раз закончится постановка пьесы «Метель», которую на этот раз взялся ставить Московский драматический театр имени Пушкина.

Девятнадцатого июня Леонов писал критику Евгению Суркову, что должна была состояться «папа-мама» «Метели» (так в театре называют генеральную репетицию перед премьерой, куда приглашаются друзья и родственники исполнителей), но исполнитель одной из главных ролей сломал ногу.«…В силу чего, — печалился Леонов, — во мне бродят разные, не только суеверные предчувствия и догадки. Ибо сочинение это, как Вам известно, не пользуется благоволением лиц, распределяющих хлеб и радости».

Премьера пьесы действительно продолжала тормозиться даже после излечения актёра, но всё-таки состоялась в ноябре 1967 года. После доброго десятка постановок «Метели» в разных странах Европы, напомним мы…

В том же ноябре, 10-го числа, в Болгарии на сцене Народного театра, что в Софии, состоялась премьера «Золотой кареты».

В дни проведения писательского съезда, в июне 1967 года, Леонов вошёл в состав Всесоюзного комитета по проведению юбилея Горького в качестве зампредседателя комитета и главного редактора юбилейного собрания сочинений: в марте 1968-го страна собиралась масштабно праздновать столетие со дня рождения великого буревестника.

Окончательная переоценка личности Горького Леоновым состоится чуть позже — мы об этом уже писали выше; хотя и в 1960-е Леонид Максимович воспринимал советского классика очень неоднозначно. Но за грамотное и достойное отношение к писателю, как и в случае с недавним юбилеем Льва Толстого, Леонов выступал последовательно.

Забраковал проект макета собрания сочинений Горького, который ему представили.

Литературовед Александр Овчаренко, работавший вместе с Леоновым, вспоминал, что Леонов просто взъярился на руководителей издательства «Наука»:

— Значит, вот так Горький будет у вас выглядеть?! Неужели для него у вас не нашлось ни хорошей бумаги, ни хороших шрифтов, ни оригинального оформления? Книга на гроб похожа! Дайте, в конце концов, больше воздуха, дайте широкие поля, сделайте книгу достойной… И не надо на титуле писать так много. Напишите просто одно слово — Горький.

И потом ещё Леонов долго отплёвывался: «Вот смотрю на это грубо(гробо)ватое оформление и думаю: „И ради этого я столько лет стараюсь, не ведая ни сна, ни выходных? Ради того, чтобы потом мне выдали такой вот гроб?“»

Но самое неприятное случилось во время подготовки официального юбилейного доклада: Леонова вновь — после нашумевшей речи о Толстом — уговорили выступить.

То, что написал Леонид Максимович о Горьком, мы уже разбирали и цитировали выше, выражая резонное удивление, каким образом это вообще могли позволить озвучить на всю страну.

Теперь расскажем, как именно всё происходило.

Готовый доклад, как водится, прочли несколько секретарей Союза писателей, и у всех опять же нашлись замечания.

Составили совместный документ, передали Леонову — но он, видимо, был уже не столь покладист, как девять лет назад, когда ему выворачивали руки с докладом о Толстом. Прочитав замечания, Леонов велел послать всех к чёрту и с докладом выступать отказался.

Случилось это ровно за день до торжественного вечера, 27 марта 1968 года. Билеты были уже проданы, пресса оповещена, а руководители государства вписали мероприятие в свой высочайший график.

Так Леонов воплотил в жизнь свою саркастическую шутку девятилетней давности, которую он произнёс во время подготовки к толстовскому юбилею: «Вот соберутся все в Большом театре — а докладчика нет? Исчез… А?..»

Глава Союза писателей Георгий Мокеевич Марков в натуральном ужасе приехал к заведующему Отделом культуры ЦК КПСС Василию Филимоновичу Шауро. Можно представить, какими словами хотели бы они покрыть Леонова — но если б это могло исправить ситуацию!

В итоге, стиснув зубы, приняли решение отказаться от всех замечаний.

Шауро приказал Альберту Беляеву ехать к Леонову и объясниться с упрямым стариком. Но Леонид Максимович и не думал успокаиваться.

— Я вам не мальчик, чтобы со мной так общаться! — кричал Леонов на представителя ЦК, по сути, ни в чём не повинного. — Пусть чиновники из Союза писателей сами выступают!

Беляев едва уговорил Леонова не срывать торжественное мероприятие.

«С большим трудом Леонов отходил от своей взвинченности, — рассказывал потом Беляев, — то и дело взрывался новыми возмущениями и обидами. Наконец он сказал: „Ну, хорошо. Я вам поверю. Сделаю свой доклад. Но больше прошу не впутывать меня в подобные истории. Я старый писатель, у меня за плечами десятки романов, повестей, пьес, меня знает мир. А эти щелкопёры будут учить меня, как писать доклад о Горьком, и делать мне замечания?“ Он помолчал и добавил с горечью: „Видите, какая собачья жизнь у писателя?! Слова сказать не дают без замечаний“».

«Доклад Леонова в Кремлёвском зале съездов прозвучал триумфально», — утверждает Беляев, и это подтверждают другие свидетели того выступления.

Но Леонову ещё предстояло пережить несколько минут раздражения.