Леонид Андреев

Любопытно, что подобные картины ужасного одиночества возникали у нашего героя на фоне бурно продолжающегося романа с Зинаидой Сибилевой. Вспомним, что именно она «заманила» Андреева в Петербург и именно к ней он и приехал с Николаевского вокзала. Пансион Гедройц находился на 6-й линии Васильевского острова, в доме 25/1. В так никогда и не опубликованном самим Андреевым рассказе «Розочка» возлюбленная героя «помещалась в мезонинчике, составлявшем нашлепку на громадном трехэтажном доме с окнами, выходящими во двор…», — во дворе, как и во всех питерских дворах в ту пору, частенько появлялись «шарманщики и певицы», которых герои «слушали в приоткрытую форточку». Этот явно автобиографический текст (в автографе — рукой Андреева — имя героини старательно выправлялось с «Зинаиды» на «Марочку») приоткрывает завесу над бытом молодых людей, можно многое вычитать здесь и об их отношениях.

Итак, Зинаида проживала при закрытой школе княжны Гедройц — в заведении этом получали среднее образование «двадцать каких-нибудь дохленьких учениц», жила она, что называется, «на правах», давая уроки в этой самой школе и «получая за это квартиру со столом». Отец Зинаиды, хотя и был против переезда дочери в столицу, аккуратно переводил ей достаточную для скромного существования сумму. К приезду Леонида Зиночка вот уже год училась на женских курсах, посещала медицинские курсы Петра Лесгафта и ее подруга — Вера Игнатьевна Гедройц. Фактически же Зинаида, не готовя себя к какому-то определенному занятию, находилась под сильнейшим влиянием подруги-княжны. Интересно, что Гедройц, выведенная в «Розочке» как Любовь Николаевна, описана Андреевым как особа «такая же в сущности легкомысленная», как и Зиночка-Марочка. С большой иронией отзывается автор о ее «бизнесе», ее талантах и знакомствах: «к Любови Николаевне ходили два-три бородатых господина и вели с ней серьезные беседы».

В действительности же дело обстояло иначе. Помимо вполне серьезных занятий медициной, княжна Вера Гедройц тогда вела подпольную революционную работу, за что вскоре и была арестована и выслана из Петербурга. В 1891 году у нее в пансионе собирался кружок революционно настроенной молодежи, посещали ее, вероятно, как едва «вылупившиеся на свет» социал-демократы и даже — бундовцы-марксисты, так прошлые — народовольческие — и будущие — эсеровские «бомбисты». Вся дальнейшая биография этой женщины — арест, бегство за границу, университет в Лозанне, участие в качестве хирурга в двух войнах, ордена, слава первой женщины-хирурга, назначение врачом августейшей семьи — говорит о том, что Зинаида Сибилева попала тогда под облучение сильной и даже выдающейся личности. Вера была к тому же лесбиянкой, впрочем, я не думаю, что она могла решиться на «связь» с Зинаидой, но тем не менее княжна, вполне вероятно, серьезно ревновала свою подругу к Андрееву. Короче говоря, самолюбивый и уже привыкший считать себя «первым среди равных» «герцог» оказался в доме, где место кумира и «властителя дум» было уже занято талантливой и сильной личностью — княжной Гедройц. А поскольку иного круга общения, кроме знакомых Зинаиды, у Андреева в Петербурге не было, его милостиво — на правах «доброго малого из провинции» ввели в круг Веры Игнатьевны.

По всей видимости, именно в пансионе Гедройц Андреев впервые столкнулся с профессиональными революционерами: «В этих бородатых, сильно фанатичных, нетерпимых людях я увидел что-то особенное, какую-то скрытую великую силу. Я одно мгновение почувствовал себя так, как должен чувствовать себя человек, попавший в клетку хищных зверей», — записал Леонид в дневнике после одной из таких встреч. Его интерес к этим людям с первой же секунды был — двойственный интерес. Они его и пугали, и притягивали, вызывали и страх и зависть: «…все они верят, к чему-то стремятся, цель какую-то видят — один я без веры, без стремлений, без цели…» [53]Короче говоря, вопрос «в чем моя вера» по-прежнему мучил нашего героя и стремительно взрослеющий «герцог» тщетно, впрочем, и не слишком последовательно искал на него ответ. И хотя революционно настроенная Зиночка порой и втягивала возлюбленного в откровенно опасные протестные демонстрации — ни народнических, ни социал-демократических убеждений навязать Леониду им с Верой не удалось. Принципиально, однако, что в душе его отныне и навсегда поселились «эти бородатые и фанатичные люди»: будущие Вернеры и Саввы.