Когда в марте 1971 года Songs of Love and Hate появился в магазинах, прозвучал воображаемый свисток, и Америка с Англией разбежались и заняли противоположные стороны поля. В Великобритании альбом был очень успешным и попал в Топ-5. В Америке, невзирая на все усилия рекламщиков, он провалился и не прорвался даже в Топ-100. В Канаде пластинку приняли гораздо более прохладно, чем предыдущую, но в том же месяце университет Далхаузи в Галифаксе присудил Леонарду почётную докторскую степень с такой формулировкой: «Для многих молодых людей по обе стороны Атлантического океана Леонард Коэн стал символом их собственной тоски, отчуждения и неуверенности». Это был словно ответ на текст, написанный рекламным отделом Columbia, — про миллионы Леонардов Коэнов, которые удаляются от жизни. «Говорили, что я «погружаю в депрессию целое поколение», — рассказывал Леонард, — и ещё что «к пластинкам Леонарда Коэна должны прилагаться бритвенные лезвия, потому что под эту музыку хорошо резать себе вены» [5]. Британские журналисты прозвали его «Смеющийся Лен».
* * *
Весна в Монреале прекрасна. То, что после долгой зимы она, несмотря ни на что, приходит снова, кажется настоящим чудом. Солнце работает уже не вполсилы и растапливает снег. Перед кафешками вырастают столики и стулья, и выжившие, сбросив с себя зимние доспехи, сидят там и любуются цветами. Тьма временно отступила. Леонард и Сюзанна жили в своём домике у Португальского парка. Сюзанна завела «трёх очаровательных, но постоянно крякавших утят, но потом Леонард сказал: «Сюзанна — или я, или утки». Леонард пытался писать. «Он всё время писал, — говорит Сюзанна, — иногда даже сам этого не замечал. Постоянно». Сама Сюзанна тоже писала — порнографический роман:
- Это была невинная маленькая хитрость, приманка к пустым страницам, не только чтобы позабавить Леонарда, но чтобы заставить его [попытаться] написать новый роман. Я верила — и верю до сих пор, — что в нём есть зерно следующего романа, которому нужно только прорасти, и я очень хотела, чтобы он посвятил себя этому занятию. Так что я начала эту книгу — для 1969/70 года, наверное, порнографическую, но для современного книжного рынка это была бы просто ещё одна современная ехидно-романтическая книга — и притворилась, что в писательском тупике не он, а я. Я спросила его: если я напишу один абзац, согласится ли он тоже написать абзац, чтобы помочь мне не закиснуть, и он согласился, и так это началось — как игра…
Они писали по одной странице и читали их друг другу.
- Я и подумать не могла, что допишу свою книгу до конца, но я это сделала, — продолжает Сюзанна; на это ушло два года; потом они отослали рукопись в несколько издательств. — Мы очень смеялись, когда стали приходить письма с отказами, потому что эти люди, выразив своё сожаление, что не могут напечатать книгу, тем не менее предлагали мне познакомиться.
Леонард, в конце концов, к середине 1970-х, тоже закончил свой роман. Издатель принял книгу, но, уже получив гранки, Леонард передумал. Он рассказывал про свою книгу нескольким знакомым; один из них припоминает, что это была автобиография, в которой Леонард писал о природе славы и о сексуальной жизни знаменитого человека: чего от него ожидают и что ему предлагают сейчас, чего не предлагали раньше — до того как он стал звездой. У другого знакомого сложилось впечатление, что в романе действовали вымышленные персонажи, но он был в большой степени автобиографическим, и Леонард так откровенно написал в нём о своей семье, что передумал выносить этот текст на публику — это странно, ведь он уже писал о своей семье с большой откровенностью в «Любимой игре». Тем не менее именно второе описание находит себе подтверждение в интервью Melody Maker, которое Леонард дал в 1976 году [6]. По его словам, он действительно написал о своей семье, но почувствовал, «что получилось не вполне честно. Другими словами, [книга] ранила бы их, но в ней не хватало [всего того] хорошего [что можно было о них сказать]. Поэтому я в последний момент отменил публикацию. Но я рад, что книга написана. Может быть, когда-нибудь для неё придёт время. Но пока оно не пришло». Добавим: оно не пришло и на момент издания книги, которую вы держите в руках.