Лента Mru

– Посмотри на "Х", Харона, – посоветовала Лайка. Она уже по грудь погрузилась в провал и удерживалась руками. Обмылку это зрелище напомнило о неприятных событиях, связанных с погребом и бегством; он отвернулся. – Или на "Ц", Цербер. Или Коцит поищи…

Давая советы, она сама удивлялась Вериной эрудиции. Ничего удивительного, если выяснится, что в ее голову переместилась библиотека в десять тысяч томов.

– Чжоу Коу-дянь, – снова затянул Зевок, послушный от страха. – Десять тысяч уловок…

– Страхуйте меня крепче, – велела Лайка. Тон ее был презрительным и высокомерным. – Я пошла.

То, что она сделала, конечно, нельзя было назвать ходьбой. Лайка скользнула в колодец, трос натянулся, и у Обмылка под резиновыми рукавами гидрокостюма вздулись чугунные шары.

– Закрепи конец, – процедил он сквозь зубы, обращаясь к Зевку. – Брось книжку! Присобачь его к чему-нибудь прочному.

Обмылку пришлось еще немного потерпеть, потому что ничего прочного, к чему можно было бы прикрепиться, поблизости не нашлось. Зевок, отчаявшись, вынул костыль и двумя ударами молотка вбил его в камень. За эхом от ударов они не расслышали крика, донесшегося из колодца. Зевок принял свободный конец и старательно зафиксировал; Обмылок ослабил хватку и стал осторожно укладывать трос на пол. Крик повторился; оба немедленно легли на живот и заглянули в провал.

– Что там? – прогудел Обмылок.

Внизу гулко щелкало и плескало.

– Река! – долетел ответ. – Большая и быстрая!

– Не потеряй в ней что-нибудь, – предостерег Обмылок. – Тебя поднимать?

– Лучше сами спускайтесь! Я стою на берегу, только он очень узкий. Когда пойдете, над выходом оттолкнитесь ногами от стенки, чтобы назад занесло. Тогда попадете на сухое.

– Лодка пролезет? – деловито осведомился Зевок.

Они выпрямились и смерили взглядами кладь.

– Утрамбуется, – решил, наконец, Обмылок.

– Порвется, – погрозил пальцем Зевок. – В пещерах легко зацепиться за острое, постоянно что-нибудь рвешь.

Обмылок недовольно поморщился:

– Откуда тебе… впрочем, ясно, откуда. Ничего, свинья не съест, – рассудил он, избегая озвучивать первую половину пословицы. – Волоки все сюда! – Он снова лег на пол, сунул голову в колодец и крикнул: – Готовься принимать! Там есть, где сложить?

– Вас, что ли? – отозвалась Лайка. – Найдется, где. Давайте живее, мне холодно стоять без дела!

– Попляши, – пробурчал Обмылок. Он ухватился за слово и стал напевать: «Ты все пела? Это дело!…»

Обмылок и Зевок, действуя четко и слаженно, распустили ремни, защелкнули магазины, подтащили мешки к проему и осторожно стравили… «Мы травим, начальник, да?» – усомнился в семантике Зевок. Обмылок пыхтел, проталкивая груз.

– Наверное… – пробормотал он. – Мне всегда… смешно, да?… всегда казалось, что это слово означает что-то другое… кое-что другое, вот так правильнее…

Рюкзак неожиданно поддался и стремительно, с грозным шуршанием, полетел вниз.

– Держи! Держи! – по-бабьи заголосили мужчины.

– Поймала, – ответила Лайка после паузы. – Высылайте второй.

…Через десять минут, с величайшей осторожностью, стараясь не пораниться и не испортить костюмы, Зевок и Обмылок соскользнули к Лайке. Обмылок зачем-то отряхнул руки и запрокинул голову, всматриваясь в черный провал, который теперь находился не под ногами, а над головой.

– Трос останется, – молвил он недовольно. – Любой осел поймет, куда мы пошли.

Лайка и Зевок готовили лодку. Та раздувалась, напоминая негритянскую лягушку с матово отсвечивающей кожей. Зевок не удержался и погладил ее по гладкому боку.

– Ослам здесь не место. Мы уже будем далеко, – Лайка ловко вставила весла в уключины. – Если не напоремся на пороги. Но и тогда нам осел не страшен, нам будет все равно, – закончила она, бросив быстрый взгляд на скорую реку.

Обмылок оставил в покое трос и внимательно изучил местность. Отряд стоял на узкой полоске каменистой суши. В полушаге струились мертвые воды неведомой глубины, проверить которую было нечем. Зевок поискал глазами, думая высмотреть длинную палку, но ничего, конечно же, не нашел. Стены не баловали: ни тебе лепки, ни рисованной сцены охоты на прыткого бизона. Свисали какие-то седые, омерзительные лохмотья, словно ослепшие под землей. Фонарь Зевка нашаривал полусонную живность: были там неизменные пауки да мокрицы; с места на место, одно не лучше другого, переползали пещерные многоножки.

Внезапно Обмылок закрыл глаза. Его метнуло к скале, он прижал к ней ухо и яростно махнул рукой, приказывая молчать. Река не послушалась, а двое спутников повиновались нехотя, думая об одном – о том, что старшой только и знает, что слушает, слушает, корчит из себя специалиста, но все это без толку. Они брошены, позабыты и сгинут так же бесславно, как и появились.

– Поезд, – шепнул Обмылок. – Я слышу стук колес.

Он снова замолчал, ерзая ухом и протирая им камень.

– Нам везет, – изрек он через четыре, как показалось Зевку, минуты, но прошло всего две: время в пещерах растягивается, внутренние хронометры запаздывают. – Шум стихает там, – Обмылок еще раз махнул, на этот раз – по течению реки.