– Чтобы вы знали: самые тихие пещеры – низкоэнергетические. В них ничего не происходит. Капнет вода, сорвется камешек – это уже ЧП. В таких пещерах приходится вести себя крайне аккуратно, потому что если нагадить там, что-нибудь поломать, то все пропало, обратно не восстановишь. Там все очень нежно и тонко. Я вообще не хотел бы, чтобы вы туда шли. Потому что даже ваше дыхание способно изменить температуру и влажность воздуха. Хорошо еще, что сегодня мало народу. От большой и шумной компании в полости будет беда. Ничего страшного, конечно, но рисунки первобытного человека могут здорово пострадать, да и кристаллам не поздоровится. Ну, что вам еще рассказать на прощание? Не ходите в тяжелые пещеры. Застрянете, не добравшись до дна, потеряете несколько суток. Узкие шкурники, глубокие колодцы… А где ваши вещи? – неожиданно встрепенулся клоун и ощетинился.
Ярослав Голлюбика тяжело встал.
– Какие вещи, любезный? Ваша лекция вполне профессиональна, но вы, признаюсь, зря потратили время. Какие шкурники, господь с вами? Мы отойдем шагов на двести-триста. Походим, полюбуемся, да и домой. Вот они, наши вещи, все здесь!
Он наподдал сумку, ракетки щелкнули.
Вера Светова закашлялась. В сумке у Ярослава не было ничего страшного, но бить ее не стоило.
– Вы кашляете? – сочувственно заметил клоун. – Не беспокойтесь, в пещере вы полностью поправитесь. В пещерах проходит даже бронхиальная астма. Да и ревматизм отступает, если вам повезет натолкнуться на золотоносную породу. В Германии, знаете ли, больных ревматизмом специально спускали в заброшенные копи – помогало! Но это было лет четыреста назад, рецепт забыт…
Болтовня клоуна смертельно надоела Вере Световой. Он смерила лектора тяжелым взглядом исподлобья; от этого взгляда у жертвы густела кровь и начиналась икота.
– Спасибо за интересную информацию, – холодно молвила Вера. – Почему бы вам теперь не посторониться? Мы хотим пройти внутрь.
– Теперь можно, – торжественно разрешил клоун. – Извольте. Сейчас, когда вы вооружены знанием, я не вижу никаких препятствий к экскурсии.
Голлюбика поднял сумку, Наждак застегнулся, Вера Светова заправила блузку. Все трое стояли плечом к плечу и молча рассматривали черную яму, гадая, что их ждет за порогом. Вполне возможно, что они замерли на краю собственной могилы, и этой мыслью стоит проникнуться, ибо не каждому дается подобный опыт. Наконец, Ярослав Голлюбика достал телефон и в последний раз набрал номер: все, что осталось от кабинета, где в это время волновался и переживал генерал-полковник Точняк, не зная, что давно превратился в субъективную реальность, а призрак старого Беркли злорадно посмеивается в кулак.
– Мы входим, – сказал он вполголоса, чтобы не слышал клоун.
Его товарищи так и не узнали, что ответил генерал, так как в дальнейшем были сильно заняты и не могли отвлекаться на ерунду. Клоун маялся, словно у него вышел завод.
– …И мы никогда не увидим, что было дальше? – этот вопрос огорченно задала самая маленькая из нас, крохотная звездочка, которая, впрочем, была и самой большой – просто она парила слишком далеко от нашего скопления.
– Потерпи немного, – мы, как умели, попытались ее успокоить. – Ничего страшного не случится. Оглянись вокруг: мир продолжается, и все в нем на местах. Они выйдут, они обязательно вернутся. И даже если не выйдут, космический порядок будет спасен.
Мы помолчали.
– А вообще, – добавили мы, – шутки кончились.
В узком и тесном предбаннике было темно. Откуда-то тянуло кладбищенской гнилью, на уши давила тишина; створки зрачков понапрасну распахивались, всасывая предполагаемый свет.
– Здесь должен быть какой-нибудь выключатель, – пробормотал Наждак, вслепую шаря по шершавой стенке. – Какие могут быть экскурсии без освещения?
– Бесполезно, – подала голос Вера. – Свет наверняка подается снаружи. Этот дурень забыл про него.
– Вернемся?
– Нет, плохая примета, – Голлюбика присел на корточки, расстегнул сумку и вынул три каски с фонарями. – Осторожно подойдите ко мне и получите головные уборы.
Через минуту кривую каморку прорезали три луча.
– Другое дело! – приободрился Наждак. – Теперь можно и дальше. Вот сюда, если не путаю…
Он шагнул к изломанному проему, достаточно широкому, чтобы в него протиснулся даже грузный человек. Ярослав Голлюбика, уже не стесняясь и не таясь, достал пеленгующее устройство, которое радостно замигало красной лампочкой и запищало комаром.
– Ты прав, нам туда. Отойди-ка, – Ярослав по праву старшего отодвинул Наждака. Он сунул голову в проем и поводил ею вправо-влево, высвечивая пространство. – Давайте сюда, – позвал он шепотом. – Посмотрите, какая тут красотища! Держитесь за меня.