Ленинский броневик

Григорьев Николай Федорович Ленинский броневик

ГРИГОРЬЕВ НИКОЛАЙ ФЕДОРОВИЧ

Ленинский броневик

Повесть

3 апреля 1917 года. Владимир Ильич Ленин после вынужденной и длительной эмиграции возвратился в Россию, в Петроград, и прямо с вокзала взошел на броневик.

Многотысячные колонны рабочих со знаменами, транспарантами и оркестрами заполнили площадь перед Финляндским вокзалом, приветствуя своего вождя.

С броневика Ленин произнес свою знаменитую речь, которую закончил словами: "Да здравствует социалистическая революция!"

О событии этом знает каждый школьник. Но быть может, не всякому известно, что в гражданскую войну след исторического броневика потерялся...

Шли годы. Близилась X годовщина Советской власти. Это было героическое десятилетие: советский народ одержал победу в гражданской войне и приступил к социалистическому строительству.

Год шел за годом - и Советская страна отпраздновала новую великую победу: хозяйство было поднято из разрухи - работала в полную силу промышленность, четко действовали железные дороги, на полях стрекотали сельскохозяйственные машины, каждый был сыт, одет, обут...

Было чем отпраздновать 10-летие Советской власти. Торжества начались заблаговременно в Ленинграде.

Вот как это было... Ноябрь 1926 года.

В одиннадцать ноль-ноль зарокотали с Петропавловки артиллерийские залпы. Переполненная людьми площадь у Финляндского вокзала замерла.

Блеснули вскинутые музыкантами трубы, и под звуки "Интернационала" скрывавшее памятник полотнище устремилось вниз.

Люди обнажили головы. Грянуло "ура!" и покатилось по площади из конца в конец, заглушая оркестр и раскаты салюта.

Никто, казалось, не желал признаться себе в том, что перед глазами только бронза, - каждый увидел живые черты Ильича, его протянутую к народу руку...

Грянули барабаны, и крыльцо вокзала заалело от знамен. Их вынесли из здания. Здесь были знамя губкома партии, знамя губисполкома, знамена шести районов, на которые в ту пору делился Ленинград; знамена четырех родов войск, составляющих гарнизон: пехоты, артиллерии, кавалерии, военно-морских сил.

Двенадцать знаменосцев под звуки марша спустились с крыльца.

Сгруппировавшись по трое, они встали по углам памятника. Тяжело качнулся на древках бархат. Почуяв ветерок, развернулись легкие шелка...

Площадь вся в хвойных гирляндах, высится трибуна для почетных гостей. На краю помоста - плотный человек. Он снял шляпу и раскланивается. А из толпы возгласы: "Да ведь это Щуко, академик архитектуры!..", "Спасибо, Владимир Алексеевич, за памятник!..".

Люди прихлынули к помосту. Академик сунул шляпу под мышку и бросился пожимать тянувшиеся к нему дружеские руки.

Всюду поспевали фотокорреспонденты.

Сфотографировали Щуко. Сфотографировали его помощника, Владимира Георгиевича Гельфрейха, тоже архитектора.

Но памятник создавали трое. А где же третий, где скульптор Евсеев?

Произошла неловкая заминка, но академик тотчас нашелся. Сказал с улыбкой:

- Извините, товарищи. Евсеев - человек редчайшей скромности. Вот только что был на трибуне! Уверен, что Сергей Александрович и сейчас здесь, но, избегая ваших аплодисментов, прячется среди гостей. Сейчас предъявлю вам эту красную девицу!

И предъявил.

"Красная девица" оказалась с пышными усами казачьего образца.

Празднество завершилось торжественным шествием.

* * *

Это было время, когда Зимний дворец, знаменитое сооружение Растрелли, как и другие дворцы царской фамилии, оказался как бы ни к чему. Самодержавие похоронено, и дворцы, как пережитки кровавого режима, стояли в запустении.

С открытием памятника В. И. Ленину у Финляндского вокзала почти совпал по времени пуск Волховстроя (декабрь 1926 г.) - детище всей страны, и прежде всего ленинградцев. Вот такие сооружения были людям по душе, а не бывшие царские резиденции.

Тем не менее пустовавшие помещения Зимнего дворца нашли частичное применение: в западной его части, со стороны Адмиралтейского проезда, в одном из бывших покоев развернул свои экспозиции только что создававшийся Музей Революции. Экспонаты были еще случайными и разрозненными. У стены на подставке - груда цепей. Привезли их сюда из бани для узников Петропавловской крепости. Банька, надежно огражденная от глаза постороннего, была одновременно и кузницей, где приговоренных заковывали в кандалы.

Среди других экспонатов музея обескураживающее впечатление производил листок из школьной тетради, висевший в рамке под стеклом. Это был счет на один рубль двадцать копеек, поданный начальству жандармским офицером после очередной казни. Счет был составлен на десять аршин прочной пеньковой веревки и на кусок хозяйственного мыла. Покупку офицер сделал в мелочной лавке на Сенной площади.