В общем, если не считать беспрерывных телефонных звонков, день проходил спокойно. Ленин спал или, может быть, дремал. Утром он выпил чая, но так ничего и не съел. Поел немного за обедом, после чего сразу вернулся в спальню, лег и заснул. Временами он просыпался, открывал глаза и, увидев у постели жену или сестру, осмысленно смотрел на них и снова засыпал. Была самая середина зимы, темнело рано.
Около шести часов вечера кто-то из прислуги, находившейся в тот момент у постели Ленина, заметил, что больной тяжело дышит. Крупская и Мария Ильинична кинулись к Ленину в спальню. Немедленно был вызван дежуривший в тот день доктор Ферстер. Всем было известно, что больной не выносил врачей. Поэтому, чтобы не растревожить его и тем самым не навредить здоровью, домашние прибегли к небольшой хитрости. У кровати поставили ширму, за которой устроился доктор Ферстер. Отсюда он Ленину не был виден, но зато мог слушать его дыхание и по ходу дела советовать, какие необходимо принять меры. Постепенно дыхание наладилось, больной стал дышать спокойно. Доктор вышел из комнаты.
Но не успел врач отойти от двери, как дыхание снова стало затрудненным. Теперь больной дышал медленно, с усилием. Он задыхался, а не просто тяжело дышал, как до этого. Так дышит человек в агонии, жадно ловя последние глотки воздуха. Вскоре начались конвульсии, сильно повысилась температура, и стало ясно, что жить ему осталось совсем немного.
А в это время Владимир Сорин коротал тихий вечерок в домике напротив. Внезапно распахнулась дверь, и он услышал, как прислуга из большого дома, которую прислала Мария Ильинична, взволнованным голосом спрашивает, нет ли камфары. «Зачем нужна камфара?» — спросил Сорин. Ему ответили, что камфара стимулирует работу сердца. Выйдя на улицу, он сразу обратил внимание на то, что все комнаты верхнего этажа были ярко освещены. Такого раньше не бывало. Тогда он решил обратиться к охраннику и спросил, что происходит в доме. «Там сейчас товарищ Пакалн», — ответил тот. Сорин сразу понял, что случилось самое худшее. Все прекрасно знали, что этому Пакалну Ленин строго-настрого запретил появляться в его доме. Разве что в случае крайней необходимости.
Врач сделал все, что от него зависело, но с той минуты, когда начались конвульсии, он уже знал, что надежды мало. Скоро к нему присоединились другие врачи, Елистратов и Осипов. Все трое не отходили от постели Ленина. Больной задыхался сильнее, конвульсии участились, а затем уже не прекращались. Они были такой силы, что его исхудавшее тело швыряло с одного края постели на другой. Наконец дыхание стало прерываться, и в шесть часов пятьдесят минут вечера врачи констатировали смерть. Ленин умер.
Через некоторое время его тело было перенесено вниз, в большую гостиную. По русскому обычаю его положили на стол. Известие о смерти Ленина распространилось мгновенно. Крупская сидела рядом с покойным и держала его за руку. Внешне она была спокойна. Но все-таки иногда горе прорывалось наружу, и у нее начинали дрожать губы.
Владимир Сорин, не осмеливаясь войти в дом, наблюдал за происходившим издали. Вдруг распахнулась дверь, и Сорин увидел на пороге женщину. Она стояла в дверном проеме и страшно плакала.
На столе Ленин лежал совсем как живой. Смерть не исказила его черт, бледность еще не покрыла его лицо. Казалось, что он полон сил. Его руки были вытянуты вдоль тела, кулаки сжаты. «Сегодня он хороший», — сказал какой-то крестьянин и тут же умолк. Владимир Сорин наконец сделал над собой усилие и вошел в большой дом. Он был потрясен силой, которая, казалось бы, исходила от мертвого тела Ленина. «У меня было чувство, — писал он позже, — что еще немного, и Ленин напряжется всеми своими мышцами и встанет со стола».
Мария Ильинична в отчаянии металась по комнате и горько плакала. Плакали и врачи. Только Крупская держалась и как будто была спокойна. А ведь, пожалуй, горе ударило ее покрепче, чем остальных.
Когда весть о смерти Ленина долетела до Кремля, Зиновьев сообразил, какой для него наступил исторический момент и, проникшись торжественностью случая, немедленно взялся за перо и бумагу. В своей обычной отстраненной манере, без тени каких-либо переживаний, он принялся отражать свои впечатления. Он делал эти заметки в течение шести дней. Вполне может быть, что это не такой уж важный документ, поскольку слишком явно свидетельствует об убогости его мышления. Но стоит при этом учесть, что Зиновьев занимал очень высокий пост и был в числе тех, кто мог реально претендовать на верховную власть в качестве наследника Ленина. Вот как он описывает эпизод, когда, узнав о смерти Ленина, шесть членов. ЦК отправились в Горки:
«Минуту назад позвонили и сообщили, что Ленин скончался. Через час мы поедем в Горки к мертвому Ильичу. Бухарин, Томский, Калинин, Сталин, Каменев и я. (Рыков болен.) Мы поедем в автосанях. И совсем как раньше, когда он еще был жив и вызывал нас к себе, мы ехали к нему в Горки, опять мы полетим к нему на крыльях. Но на этот раз…