До весны 1917 года большевики не имели такого влияния в широких народных массах, которое играло бы
Чтобы убедиться в этом, познакомлю читателя с письмом некоего раненого офицера. Это письмо приводит поэт Александр Блок в своих выписках из документов учреждённой Временным правительством Чрезвычайной комиссии для расследования противозаконных по должности действий бывших министров царского правительства:
«Очень интересный документ представляет письмо какого-то раненого офицера, посланное из Москвы 25 января Протопопову (копия Милюкову). Автор письма говорит, с одной стороны, что надо… послать Милюковых и Маклаковых в окопы, чтобы они перестали работать на оборону и увидели, что такое война: легко им из кабинета предлагать воевать „до победного конца“. С другой стороны, офицер считает, что нельзя продолжать войну и надо заключить мир, пока нет ни победителей, ни побеждённых. „Если мир не будет заключён в самом ближайшем будущем, то можно с уверенностью сказать, что будут беспорядки… Люди, призванные в войска, впадают в отчаяние… не из малодушия и трусости, а потому, что никакой пользы от этой борьбы они не видят“…»[181]
Ну, допустим, что одно письмо – это всего лишь одно письмо… Но тот же Блок в реальном масштабе времени, в письме матери от 19 июня 1917 года, писал о впечатлениях от присутствия на пленарном заседании открывшегося в Петрограде I Всероссийского съезда Советов рабочих солдатских депутатов… Съезд приветствовал представитель Американской Конфедерации Труда (АФТ) – соглашательского профсоюза США и «долго поучал собрание, …обещал всякую помощь, только бы мы воевали…»
Американцу «для приличия» поаплодировали.
Но когда меньшевик (даже меньшевик!) Чхеидзе в ответ заметил: «Вы вот помогите нам главное поскорее войну ликвидировать», то «тут уж, – писал Блок, – аплодисменты были не американские»[182].
Иными словами, господствующим настроением было одно: войну надо кончать! А говорил об этом из ведущих политиков только Ленин!
Ленин ставил вопрос о войне не «бочком» – как Чхеидзе, а прямо,
То прекращение войны весной или летом 1917 года путём переговоров было бы вполне возможно. Во всяком случае – для России.
9(22) мая 1917 года Ленин опубликовал в «Правде» статью «Фактическое перемирие», где приводил слова министра-председателя Львова, заявившего: «страна должна сказать своё властное слово и послать свою армию в бой». Львов также возмущался тем, что на фронте установилось «фактическое перемирие»…
«Что же дурного в фактическом перемирии? – спрашивал Ленин. – Что дурного в том, что бойня приостановилась? Миллионы людей перебиты и искалечены на войне. Бедствия, причинённые войной человечеству, и особенно трудящимся массам, неслыханны. Капиталисты наживают на войне скандально высокие прибыли. Солдаты истерзаны и измучены до последней степени…»[183]
Разве Ленин был неправ?
И разве он был в чём-то неискренен и нелогичен, развивая свою мысль дальше:
«Нам возражают, что перемирие установилось только на одном фронте и что поэтому оно грозит сепаратным миром. Но это возражение явно несостоятельное. Ибо если ни русское правительство, ни русские рабочие и крестьяне
…Далее. Почему фактическое перемирие на одном фронте „грозит“ сепаратным миром на этом фронте,
Что здесь неверного? И что неверного и вредного для народа России было в следующем развитии ленинской мысли:
«Фактическое перемирие есть состояние неустойчивое, переходное. Это бесспорно. Переходное к чему? К сепаратному миру оно не может привести, раз
…Братание на одном фронте может и должно быть переходом к братанию на всех фронтах… Народы отдохнули бы от бойни»[184].