Ленин (Глава 4)

Как мы знаем, когда большевики вошли в длинную и зловещую долину террора, правовым основанием расстрелов была лишь их "революционная совесть" и скороспелые декреты Совнаркома, поощряющие массовидный террор. Но когда эта большевистская практика стала повседневной, трагически обычной, временами - массовой, Ленин почувствовал необходимость теоретического и практического "обоснования" политики беззакония.

415

Можно было бы долго рассказывать о научных изысках вождя в этой области, однако достаточно привести один его "теоретический фрагмент". В ноябре 1920 года в журнале "Коммунистический Интернационал" была опубликована ленинская статья "K истории вопроса о диктатуре". Заявив привычно в начале статьи, что "кто не понял необходимости диктатуры любого революционного класса для его победы, тот ничего не понял в истории революций..."180, Ленин формулирует ряд положений, призванных оправдать и обелить революционный террор. Чего только стоит его формула: "Диктатура означает - примите это раз и навсегда к сведению... - неограниченную, опирающуюся на силу, а не на закон, власть"181. Не на закон, заметьте... Как в шайке бандитов. Ленину очень нравится жонглировать идеей: диктатура - это власть силы, а не закона. В статье это повторяется многократно, говоря словами Горького, с "логикой топора". Поразительно, но Ленин просто любуется своим страшным научным открытием: "Неограниченная, внезаконная, опирающаяся на силу, в самом прямом смысле слова, власть - это и есть диктатура"182. Ленину так нравится теоретическая находка, которая сразу же все объясняет и оправдывает, что он дает даже свою дефиницию: "Научное понятие диктатуры означает не что иное, как ничем не ограниченную, никакими законами, никакими абсолютно правилами не стесненную, непосредственно на насилие опирающуюся власть". По Ленину, "революционный народ" непосредственно "чинит суд и расправу, применяет власть, творит новое революционное право"183. Расправа от имени диктатуры пролетариата и есть, по Ленину, "революционное право".

Даже если учесть, что мы судим о "научном" и политическом творчестве Ленина спустя многие десятилетия после того, как он писал эти строки, испытываешь содрогание от безапелляционной социальной жестокости вождя русской революции. Все правотворчество и "революционная практика" большевиков опирались и исходили из возможности власти, не ограниченной "никакими законами, никакими абсолютно правилами...". Глубочайший антигуманизм, извращающий все программы и цели, провозглашенные "идеалистами.

Немаловажная деталь: до революции Ленин, хотя и обладал решительностью делать необычные выводы ("превратить войну империалистическую в войну гражданскую"), но никог

416

да, за редкими исключениями, не опускался до "логики топора", палаческой методологии. Положив свои руки на штурвал российского большевистского корабля, Ленин едва заметным движением плеч сбросил плащ социал-демократа, быстренько напялив на себя одеяние якобинца. Все его мировоззренческие и политические установки исходят из макиавеллистской посылки: удержать власть любой ценой! А эти "редкие исключения" до октября 1917 года все же были. То была, так сказать, теоретическая репетиция.

В 1905 году Ленин в своих заметках "О терроре" фактически оправдывает вооруженное насилие Он пишет, что "при неслыханной жестокости правительственных преследований... политические убийства являются совершенно естественным и неизбежным ответом со стороны населения"184. Видимо, "неслыханные жестокости правительственных преследований" Ульянов испытал в Шушенском, где он оттачивал свое перо, отдыхал, охотился, занимался перепиской...

Но Ленин не ограничится теоретическим обоснованием "законности" террористической политики, он примет самое непосредственное участие в кровавом "творчестве". Его переписка с Дмитрием Ивановичем Курским, наркомом юстиции республики, например, весьма красноречива и показательна.

Ленин наивно надеется, что с помощью органов юстиции можно избежать начавшегося формирования огромного малоподвижного чудовища бюрократии. Особенно вождя волнует "волокита". Он предлагает Курскому придавать фактам волокиты политическую окраску: "...обязательно этой осенью и зимой 1921/22 года поставить на суд в Москве 4-6 дел о московской волоките, подобрав случаи "поярче" и сделав из каждого суда политическое дело...185.

Ленин продолжает надеяться, что комиссариат юстиции сможет навести "революционный порядок" в советском аппарате, уже в первые же годы погрязшем в рутине бюрократии. "В наших гострестах, - пишет Председатель Совнаркома Курскому, - бездна безобразий. И худшие безобразники, бездельники, шалопаи, это - .добросовестные" коммунисты, кои дают себя добросовестно водить за нос

НКюст и Ревтриб отвечают в первую голову за свирепую расправу с этими шалопаями и с белогвардейцами, кои ими играют..."186 Ознакомившись с "безобразиями" в комитете по

417