По дороге Логинов рассказывал о том, как сложились для него эти двенадцать лет с тех пор, как довелось сражаться с городовыми в восстании, руководителем которого был Троцкий.
– Вы ведь не знали тогда, Лев Давидович. Я-то на самом деле не Логинов и не слесарь. Нет, упаси боже, не провокатор какой-нибудь. На самом деле фамилия моя – Серебровский. Я из богатой семьи и был студентом-технологом. Ну, вы сами знаете, какие тогда настроения бродили среди студентов. А я ещё и к рабочим стал ходить, митинги посещать. Понятно, не под видом студента. Купил одежду рабочего в лавке, назвался слесарем Логиновым – и сошёл за своего. Вас, кстати, там, на митинге, впервые и увидел. И был ошарашен. Вы мне душу перевернули. Я сразу борцом с самодержавием стал.
Ну, дальше восстание началось, я примкнул. Да вы помните, мы ж и познакомились тогда.
Потом восстание разгромили. Я домой вернулся – и в университет. Кому бы меня в университете пришло в голову разыскивать? Что общего между слесарем-боевиком Логиновым и студентиком-технологом из приличной семьи Серебровским?
Ну вот, а после подавления восстания революционными делами заниматься стало невозможно, порядок наводили жёстко. Я и ударился в учёбу. При любой власти дело нужное.
Окончил университет, стал инженером. И даже сделал карьеру! Как война началась, поступил на государственную службу, Служить-то на такой по стезе инженера не значит служить царю, а значит – служить России. Ну, дали военный чин – вот откуда на мне форма-то, но на фронт не послали, а сказали, что я нужен в тылу – производство налаживать. Налаживаю! Даже директором завода дважды пришлось побывать … разных заводов.
Наладил производство, не хвастаясь, скажу – это я умею.
Ну, а тут читаю в газетах – Троцкий в Питер вернулся. Сразу всё и вспомнилось. Побежал вас разыскивать. В Петроградском Совете мне адресок дали – и вот! – радостно улыбался Серебровский.
Они давно уже пришли и сейчас сидели за столом уютной гостиной огромной богатой “директорской” квартиры. Молодая хорошенькая жена хозяина подливала гостям чаю и всё время пододвигала то сахарницу, то вазочку с вареньем, то блюдо с умопомрачительно вкусно пахнувшими свежими булочками. После всех дорожных злоключений и комнаты в “Киевских Номерах” Троцкому и его семье казалось, что они неожиданно оказались в раю.
На беду разговор зашёл о политике.
– Сейчас все истинно русские патриоты просто обязаны поддержать правительство! – горячился Серебровский, – Германия на грани издыхания. Не за горами победа! Даже в Петроградском Совете это поняли – и согласились делегировать в состав Кабинета Министров своих представителей.
К сожалению, есть ещё противники единства! И первые – большевики! О, Лев Давидович. Вы долго отсутствовали и, наверное, не знаете. Ленина с его сподвижниками в это военное время немцы беспрепятственно перевезли через всю Германию в пломбированном вагоне! Ходят слухи, что и денег заплатили. Ну и как же после этого большевики не немецкие шпионы?
– Позвольте, – возразил Троцкий, – я знаю Ленина. Он и от Сатаны помощь примет – если это поможет революции. И я не вижу здесь ничего плохого. Разве Ленин что-то немцам обещал?
– Да не может русский человек в такое время в любой форме с немцами сотрудничать! Они ж, большевики, призывают солдат бросить фронт и повернуть штыки внутрь страны!
– Ну, я бы призывал к тому же самому. Правда, перед этим счёл бы целесообразным заключить с немцами сепаратный мир. Пусть Англия и Франция сами с ними разбираются. А России эта война ни к чему.
– Да как же, Лев Давидович! Почти три года русская кровь на фронте проливается. И что, всё даром? Германия почти без сил уже, победа – да вот она, руку протянуть. Ведь многовековая мечта России – Стамбул-Константинополь-Царьград российским станет! И Босфор с Дарданеллами!
– Не станет! – тон Троцкого стал заметно суше, – Никогда не позволят Британия и Франция России встать твёрдой ногой на Босфоре. Так что кровь русская, которую вы изволили упомянуть, пролита и проливается далее в защиту именно что только британских и французских интересов.
А России в этой войне не достанется ровным счётом ничего … может, мелочи какие-нибудь. Вы уж мне поверьте, я с британцами сталкивался.
– Лев Давидович! Да у вас просто обида на британцев за Галифакс! Вы же только приехали, ещё не знаете всего. Но разберётесь, я верю! Об одном заклинаю вас уже сейчас. Не верьте большевикам! Шпионы они немецкие, сто против одного! Всё, что они делают – в пользу немцам идёт.
– Ну, будет. – Троцкий резко поднялся, – Весьма благодарны за гостеприимство, угощение и предложение приюта, да, видно, не судьба. Искренне сожалею.
– Лев Давидович, – Серебровский был явно расстроен, – Ну, простите вы меня, ради бога, за горячность. Да бог с ними, с большевиками и правительством. Потом поживёте, осмотритесь, да и сами поймёте. Оставайтесь! Всё же так прекрасно начиналось, ей-богу, – чуть не плакал Серебровский. Его жена даже встала и умоляюще сложила руки.