Лёлишна из третьего подъезда

Страшно было за себя, за родных и вообще – страшно. Петька забыл даже о том, что голоден. Не до еды было.

«Бросили! Бросили! – думал он. – Покинули! И никому до меня, бедного, дела нет. Где вы?»

И от жалости к самому себе он взрыднул.

Всего он ожидал, к любому наказанию был готов. Но не к такому. Это было, по его мнению, не наказание, а издевательство.

Главное – ничего не известно!

Почему, когда хочется плакать, кажется, что слёзы собираются в носу?

Петька заплакал тихо, но изо всех сил. Ещё ни разу из него не выбегало столько слёз. Даже рубашка на груди промокла.

И впервые в жизни ему не хотелось спать – ночью! Вот какой он был несчастный!

Горели все лампочки, даже настольная, – семь штук. И всё равно казалось, что в соседней комнате есть кто-то.

Чудились голоса.

Шаги.

Смех.

Музыка.

Шорохи.

СТУКИ.

Будто Петьку окружали со всех сторон.

И вот совершенно отчетливо он услышал, что на кухне кто-то ходит и разговаривает.

Он бросился в другую комнату, захлопнул дверь, навалился на неё плечом.

И услышал, что теперь разговаривают в комнате, откуда он только что выскочил.

– Кто там? – пискнул Петька.

«Воры, – подумал он, – шпионы, жулики, убийцы, разбойники, пираты. Узнали, что я один, и пришли ограбить, сжечь, связать, избить, убить!»

Осторожно, как бы отрывая марлю со свежей раны, потянул он дверь и одним глазом глянул в щёлку – никого.

Вытянув шею – ухо вперёд, он подошёл к кухне, заглянул – никого и, вместо того чтобы обрадоваться, сказал:

– Дурак!

Ведь это внизу, этажом ниже, и за соседними стенами разговаривали! Вот и сейчас слышно.

– Красота! Красота! Кислая капуста! – спел Петька и даже ногами потопал – вроде бы сплясал.

Но – есть неохота, спать неохота – что же делать?

Он лёг. Лежал, лежал… Встал.

Да где же это видано, да где же это слыхано, чтобы родители и бабушка из дому убегали?

Размышляя об этом, Петька машинально кончиком ножа провертел в столе ямку.

В новом-то столе!

Отшвырнул нож, сплюнул.

Опять в сердце забрался страх. Где они? А вдруг их в больницу отвезли? Газом отравились! Или объелись чем-нибудь? В милицию надо бежать – сообщить!

Петька выскочил на лестничную площадку. Сзади хлопнула дверь.

Одна, две, три, четыре, пять, шесть, семь… лампочек забыл он выключить и – кулаками застучал по перилам, будто они были виноваты.

И направился в милицию. Да по дороге устал. Присел в сквере на скамейку. И уснул. Крепко-крепко уснул, бедный. 

Продолжаем нашу программу. СЛЕДУЮЩИЙ НОМЕР – УТРО

Лёлишна, конечно, увидела во сне цирк.

Такой смешной сон получился, что, проснувшись, она улыбалась.

А приснилось ей, что она укротительница. Только не львов, а…

На тумбах сидели:

СУСАННА, ВЛАДИК, ДЕДУШКА, ПЕТЬКА, БАБУШКА (младшая).

А Виктор сидел верхом на льве.

Лев встал на дыбы (вернее, на задние лапы), прыгнул к Петьке, зубами взял его за шиворот, а Сусанна бросилась на хищника…

Тут Лёлишна и проснулась.

Кто это на кухне?

Лёлишна взглянула на будильник: половина десятого!

Почему же он не прозвенел в половине восьмого? Никогда ещё они с дедушкой не спали так долго!

Лёлишна оделась – и на кухню.

– Доброе утро, хозяюшка! – приветствовал её Эдуард Иванович, не оборачиваясь. – Как спалось? Какой сон после вчерашнего представления приснился?

– Что вы делаете?! – поразилась Лёлишна, словно не услышав вопросов.

– Готовлю завтрак. Я уже съездил на рынок. Дедушке будет манная каша, а нам с тобой…

– Ой, как нехорошо получилось! Я первый раз проспала! Никогда…

– Потому что я перевёл стрелку будильника на десять. И – не возражать. Извольте меня слушаться.

– Слушаюсь, – Лёлишна улыбнулась. – Что нужно делать?

– Умываться. А больше ничего. Уходите отсюда, не мешайте. Мы, домашние хозяйки, не любим, если стоят у нас над душой, когда мы стоим над плитой.

Лёлишна ушла умываться, а когда вернулась в комнату, дедушка уже сидел в постели.

Лицо у него было грустное и виноватое.

– Стыдно вспомнить вчерашнее, – сказал он, – я плохо вёл себя. Феноменально плохо.

– Плохо вело себя твое здоровье, а не ты.

– Сначала – оно, потом – я. Вернее, сначала всё-таки я, а потом – оно. И не надо меня утешать. Такие замечательные люди вчера из-за меня… Нет, нет, стыд и позор! Меня надо наказать. Жестоко, беспощадно.

– Ты абсолютно неправ, – сказала Лёлишна. – Виноват ты лишь в том, что без разрешения вышел погулять и играл в футбол.

– Нет-нет, я всё равно буду переживать. Долго. Мучительно.

– Вот как раз переживать тебе и нельзя. Иди лучше умойся.

– И всё равно буду переживать. Даже умытый.

– И добьёшься, что тебя положат в больницу.

– За что?! – ужаснулся дедушка.

– Чтобы лечить. Если не удаётся вылечить тебя дома, я отправлю тебя в больницу. Нельзя переживать с утра до вечера по любому поводу.

– Хорошо, – угрюмо согласился дедушка. – Я постараюсь выполнить твои указания. Но без переживаний жить ещё труднее, чем с переживаниями.

Как только сели завтракать, явился Петька. Вид у него был помятый и растерянный.

Когда мальчишка рассказал, что его покинули родители, а вместе с ними и бабушка, все рассмеялись.

Пока все смеялись, Петька расправился со всей яичницей.