Лекции по истории религий

Революция в Египте дошла до нас в известном тексте «Речения Ипуэра» — он переведен на русский язык академиком Коростовцевым, и те, кто хочет, могут его прочесть; хотя переводчик кое–где увлекся красотами стиля и передал текст не очень точно, но в целом перевод хорош. Ужасная гражданская революция, страшная катастрофа, которую пережил Египет, прекрасно известна историкам, она читается и в памятниках. Примерно триста лет длилась эпоха безвременья (триста лет — мы с вами еще можем быть оптимистами): были уничтожены царские гробницы, сожжены мумии царей, разграблены и уничтожены храмы. Жрец Ипуэр, очевидец этих событий, восклицает: «Тайны страны умерших (это те самые тексты, которые писались в заупокойных камерах) раскрыты! Те, кто обладали властью, стали ничем. Те, кто были ничем, те стали обладать всем. Жизнь повернулась, подобно гончарному кругу». Здесь академик Коростовцев перевел не очень точно, и этот перевод вошел в школьные учебники: «Жизнь перевернулась, подобно гончарному кругу». Гончарный круг, как известно, не переворачивается, а поворачивается. Итак, жизнь повернулась полностью, но потом произошла стабилизация.

В Месопотамии было нечто похожее, но там было одновременно еще и нашествие варваров, касситское завоевание. В Египте же разразилась типичная гражданская война, междоусобная брань. Любая катастрофа такого масштаба происходит не просто из‑за борьбы за власть, когда поднимается вся масса народа, в этом всегда есть какая‑то духовная причина. Мы можем только догадываться о ней, потому что никто из тогдашних людей не проанализировал события глубоко и мировоззренчески, жрец Ипуэр скорее описал происходящее и, как сторонник традиционного хода вещей, ужаснулся ему.

Исходя из большой суммы данных (еще один очень интересный текст, касающийся этого времени, «Пророчество Неферти»), можно реконструировать следующую духовную картину. Вера в царя–спасителя поколебалась, царь все‑таки оказался обычным человеком, слабым существом, не дающим надежды на спасение. Во многом это, видимо, было связано с этикой. В изречениях Ипуэра есть обличения по адресу царя, что для Египта совершенно несвойственно: «Ты правитель, в твоих руках сила, власть и мудрость. А ты все упустил. Ты оставил страну на разграбление. Ты не сохранил единства страны. Ты сам не сохранил того порядка в себе, который мог быть сохранен в стране». Оказывается, ритуальный бог — царь должен был постоянно в себе воспроизводить правильные ритуальные формы.

Вы знаете, что и для монарха, буквально до последнего времени, сохраняется так называемый царский ритуал. Думаю, никому из вас, встреться вы случайно с английской королевой, не придет в голову подойти и сказать: «Привет! Ну, как поживаешь?» — и пожать ей руку. Для нас естественно благоговение перед королем. Когда однажды в Австралии встречали королеву Елизавету II, премьер–министр — не знаю, может быть, он выпил — чуть приобнял ее за талию, так как она оступилась, такой чисто инстинктивный жест. Ему, однако, пришлось подать в отставку — есть вещи, которые недопустимы даже в отношении современного, совершенно секуляризованного монарха. И сам монарх скован ритуальными ограничениями, он во всем должен воспроизводить божественное и должен быть чужд всему падшему, земному. А человек, имеющий колоссальную власть, очень слаб, он ведь все‑таки человек. И это, видимо, привело к кризису веры в то, что царь спасает. Именно это вызвало крах древнеегипетской монархии. Потом монархия восстановилась, и формально вся титулатура осталась неприкосновенной, но внутренне уже никто всерьез не верил, что царь является спасителем. Это ушло, осталась только форма. И уже не воздвигали пирамид, а строили намного более скромные гробницы: невозможно было поднять народ на гигантские дела ради царя.

В мире наметилось новое видение: не ритуальное спасение через уподобление какому‑то действию в мире богов, совершаемому прообразом божества — царем, а нечто иное. Оно появляется в Египте, в Месопотамии, позднее распространяется на периферию тогдашнего культурного мира и захватывает почти все страны. Переходное время занимает почти все второе тысячелетие.

Суть непростого процесса состояла вот в чем. Человек обнаруживает в себе самом нечто божественное, некую божественную частицу. Возможно, это знание было и раньше, но, безусловно, оно связано с углубленной молитвой. Опыт молитвы всегда, в любой культуре, в любой традиции, открывает в человеке божественную искру — а она есть в нем всегда. И человек начинает понимать, что все эти огромные, громоздкие государственные формы спасения вроде бы и не нужны, что основа спасения находится в глубине сердца. Что сутью спасения является верность не царю, а Богу, Творцу, а царь — только правитель, не более.