Лекции по истории Древней Церкви. Том IV

Главный патристический аргумент тритеитов составляло одно место у Иоанна Златоуста, что Сын есть некоторое существо, . Если Он есть некоторое существо, то, должно быть, есть и другие существа. В этом же смысле они объясняли и выражения или , и выводили отсюда, что решительно то же, что и , , и что, следовательно, в Боге , , , , хотя и нельзя полагать, что , и поэтому не три Бога, но один Бог. Таким образом, «тритеиты» — это была кличка, данная им их противниками.

Основы всей этой доктрины хорошо разъяснены Иоанном Филопоном. Из его слов очевидно, что наряду с церковными монофиситскими факторами в этом споре сказалась общая причина, культурно-историческая, именно, поворот от философии Платона, которая до сих пор преобладала, к философии Аристотеля, и весь спор этот был anticipatio борьбы между реалистами и номиналистами на западе в XI веке. Как известно, по Платону, реально по преимуществу {стр. 353} общее, по Аристотелю — частное. По Аристотелю, этот стол есть действительность, а общая идея стола, «стольность», , есть лишь отвлечение, по Платону же, напротив, -то и есть реальность. Филопон с точки зрения Аристотеля также взглянул и на христианское учение о Троице. или есть только общее понятие, или , modus existendi, образ существования, в действительности сам по себе несуществующий, но действительно существующий во множестве индивидуумов, , в отдельных субъектах, ему причастных и всецело в своем частном существовании выражающих этот общий всем им образ бытия. Человек вообще, или , не существует; но действительно существует , множество отдельных человеков, тожественных между собою по образу бытия. И единое естество Божества, что оно такое, как не общая форма божественной природы, , мыслимый сам по себе, в отдельности от индивидуалышх черт каждой Ипостаси? Таким образом, in abstracto есть лишь отвлеченное родовое понятие, тогда как в действительности существуют только , , которые философская мысль рассматривает как синтез родовых признаков (т. е. общей всем им  — ) и индивидуальных отличий или . Это и есть in concreto, она существует реально, но в этом случае она абсолютно совпадает с понятием  — .

Таким образом, Филопон и в людях, и в Боге, как первое данное, полагал ипостаси, атомы, индивидуальности, и  — мыслил лишь как отвлечение. Он полагал в Боге величины а + b + с. Дальнейшей философский анализ этих величин выяснил, что a = f x n, b = g x n и c = h х n. Для упрощения дела мысль выносит это n за скобки и полагает, что a + b + с = (f + g + h) n. Но это n оттого не делается реальностью, а остается по-прежнему отвлечением, конкретно существующим лишь в a, b, c. Таким образом, единство Божества у тритеитов утратило свою реальную основу. Мы, говорили они, исповедуем св. единосущную Троицу, и , единым Богом, поистине единым Божеством, . Но она есть , ; по числу же в Боге есть некоторые три существа и природы, до безразличия рав{стр. 354}ные между собою по божеству. Т. е., тритеиты единство Бога понимали как unitas specifica, а не как unitas numerica, как мыслимое единство рода, а не как реальное единство конкрета, как совершенное тожество качественных определений, общих трем Лицам, а не как единый субстрат трех Лиц. Таким образом, получалось в Боге только единство или вернее равенство сущности, но не единство или тожество существа.

Отличие их триадологии от православной ясно само собою. Они примыкали к церковному воззрению, что в Боге есть общее, , a  — особенное, , подобно тому, как человек есть общее, а Петр. Андрей — особенное. Но они не обращали внимания на другое замечание отца церкви (Григория Бог.), что по степени своей реальности «общее» и «особенное» в Боге и человеке обратно пропорциональны, т. е. в человеке различие преобладает над тожеством, так что индивидуумы — это факт, а человек in genere есть только отвлеченное мыслимое; а в Боге, наоборот, должна мыслиться, так сказать, реальнее ипостаси, Бог , Бог есть един, в Троице познаваемый.

У Филопона vivus nervus всех этих аристотелевских определений составляла, однако, монофиситская доктрина; от нее он исходит, в её интересе аргументирует и к ней возвращается. Если, рассуждал он, в догматике должна мыслиться как , а не как конкрет, тожественный с , то христология, учение о , об заключает в себе два абсурда: теопасхитство и своего рода пантеизм. Теопасхитство, потому что коль скоро воплотилась природа Божества, общая всем Ипостасям, то воплотился и Отец и Св. Дух; пантеизм, потому что восприяв в личное единение с Собою человеческую природу, Христос стал бы не конкретным человеком, а соединил бы с Собою лично все человечество, всех людей настоящего, прошедшего и будущего времени, от Адама до последнего человеческого существа пред кончиною света.