Лекции о метафизике

Парящий орел описывает в вышине широкие круги – не просто какие-то круги и не где-нибудь, а именно широкие круги и именно в вышине. Круговое парение – символ вечного возвращения, но такое круговое парение, при котором быстро набирают высоту и удерживаются в вышине. Вокруг шеи орла обвивается змея; и снова: кольца змеи – символ кольца вечного возвращения. Но еще выразительней: змея обвивается вокруг шеи того, кто широкими кругами стремится ввысь – своеобразное и существенное (однако для нас еще малопонятное) сочетание, раскрывающее богатство творческой силы образа. Не схваченная когтями змея, не добыча, а подруга, свободно обвиваясь кольцами вокруг шеи орла, кругами набирающая вместе с ним высоту. Однако рассматривая данный символ вечного возвращения равного и размышляя над значением кругового парения и сворачивания кольцами при круговом парении, нельзя упустить из вида, кем, собственно, являются сами звери.

Орел – самый гордый из всех зверей. Гордость – это растущая уверенность в своей позиции, в собственном сущностном ранге, она обусловлена задачей в-себе-более-не-меняющегося. Гордость – определенное высотой, пребыванием в высоте, постоянное присутствие на этой высоте – нечто совершенно иное, чем заносчивость и высокомерие. Последние связаны с низшим, от которого они стремятся отстраниться и, следовательно, остаются от него зависимыми – по необходимости остаются зависимыми, так как не имеют в себе ничего, что давало бы им возможность представлять высоту. Определенные низшим, они могут лишь приподниматься, вздыматься, воображать себя в высоте, не будучи в ней реально. Гордость – дело другое. (По христианским представлениям, гордость – это всегда возражение, протест, однако вне христианства гордость и подлинная скромность прекрасно согласуются. Гордость – это антихристианская «добродетель», даже «смирение»; см. «Заратустра» (VI, 248): «Я служу, ты служишь…».) Орел – самый гордый из всех зверей, он живет в высоте и высотой, и даже когда спускается вниз, этот «низ» – горные выси и глубины ущелий – никогда не равнина, где всё нивелируется и уравнивается.

Змея – самый мудрый из всех зверей. Мудрость (die Klugheit) в данном случае означает умение распоряжаться реальным знанием: как в разное время его проявлять или не выказывать, как действовать обманным путем и идти на уступки, но не попадаться в собственные ловушки. К мудрости принадлежит способность притворства и перевоплощения – имеется в виду не банальное лицемерие, а умение применять маски, не забывать себя, наполнять разыгрываемый первый план скрытым контекстом, властвовать над игрой бытия и иллюзий. (Мгновение золотистых отблесков на чешуйках змеи vita; см. Воля к вл. п. 577, 1887; XVI, 73.)

Звери Заратустры – самый гордый и самый мудрый из всех зверей. Они принадлежат друг другу и поэтому вместе отправляются на поиск. Ищут себе подобного, как и они, живущего в уединении. Они отправляются на поиск, чтобы узнать, жив ли еще Заратустра, готов ли к своему закату. Тем самым подчеркивается, что орел и змея вовсе не домашние животные, которых берут в дом и приучают к нему, наоборот: они чужды всему привычному и обыденному и не особенно доверчивы, не очень-то миловидны и не склонны к уюту. Оба они прежде всего определяют уединеннейшее уединение, являющееся совершенно иным, чем обычно считают, полагая, что в уединении становятся свободными и беспечными. По наиболее распространенному мнению, в уединении человек «устраняется от забот». Однако в уединеннейшем уединении на нас и нашу задачу как раз и набрасывается всё самое худшее и самое опасное, которое уже нельзя переправить на другие вещи и других людей. Мы должны пропустить самое худшее и самое опасное через себя, и не для того, чтобы потом устранить, а чтобы, опираясь на подлинное знание высшей мудрости, осознать как сопричастное. Именно это знание и есть самое трудное – слишком легко улетучивается оно и теряется в отговорках и увертках, в глупости.

Чтобы правильно понять символическую роль зверей отшельника Заратустры, а также его собственную роль и не впадать в романтические заблуждения, необходимо поразмыслить над глубоким понятием уединения. Пребывать в уединеннейшем уединении не означает содержать этих зверей для компании и времяпровождения – это означает иметь силу оставаться в их присутствии верным самому себе и не позволять им улетать. Поэтому в конце предисловия Заратустры говорится: «…прошу я гордость свою всегда сопутствовать моей мудрости! И если некогда покинет меня мудрость моя – ах, как же любит она улетать! – пусть тогда уж улетучится и гордость моя вместе с моей глупостью! – Так начался закат Заратустры» (VI, 30). Вот уж действительно странный закат, начинающийся с того, что он предоставляет себя высочайшей возможности становления и бытия.