Но у Кастанеды могут быть сложности в этом отношении. При чтении его последних книг и от личной беседы у человека создается впечатление, что что-то не так и что «Ли Марвин испуган». Перед своим уходом из этого мира дон Хуан Матус ясно дал понять Кастанеде и его ученикам, что эта линия мексиканских
Во время нашего обеда, который продолжался почти три часа, я время от времени старался освобождаться от его левого глаза и размышлял, каким он видел излучение моего энергетического тела — без сомнения, что-то скверное и красное в результате всех этих лет неумеренного употребления колы и жевательных резинок без сахара. Я также думал, знает ли он более о том вороне, чем он сообщил. Мы попрощались на стоянке машин у ресторана. Он сказал, что я ему понравился и он получил удовольствие от беседы. Я сказал: «Somos monos extranos». Мы — странные человекообразные обезьяны. Он улыбнулся, но не ответил. Не было необходимости. На мгновение хищническая вселенная Кастанеды окатила меня одной из своих волн печали, я вспомнил, что он сказал о воине, знающем, что, что бы он ни видел, он этого больше никогда не увидит опять.
Я сделал несколько шагов по направлению к своей арендованной машине, размышляя, действительно ли Кастанеда осуществит свой абстрактный полет. Я искренне надеялся, что это произойдет.
Когда я оглянулся, Кастанеда, как тот ворон, уже исчез.
Плавание в неведомое
Интервью Д. Трухильо Риваса с К. Кастанедой для журнала «Uno Mismo», февраль 1997 года
Вопрос: М-р Кастанеда, в течение многих лет вы сохраняли полную анонимность. Что заставило вас изменить свое отношение и публично заговорить о знаниях, которые вам и трем вашим товарищам были переданы Нагвалем Хуаном Матусом?
В.: Учитывая то, что вы говорили о непредсказуемости действий воина и подтверждение чему мы получали в течение трех десятилетий, можно ли ожидать, что эта фаза открытости, в которую вы собираетесь вступить, продлится достаточно долго?
Сколько?
В рамках этих представлений единственное, чем можно быть, — это
В.: Насколько я могу судить, традиционная антропология, равно как и сомнительные защитники наследия доколумбовой культуры Америки, всячески старается подорвать доверие к вашим работам. Убеждение в том, что все они — плод вашего литературного таланта, который, кстати, весьма незауряден, продолжает жить и сейчас. Существуют и другие обвинения — будто вы придерживаетесь двойного стандарта, потому что, как предполагается, ваш образ жизни и ваши занятия противоречат тому, что большинство людей ожидают от шамана. Как вы можете рассеять эти подозрения?