Опять дорога была безлюдной, да еще водила свернул в сторонку, по дорожке не пойми почему понравившейся. Но эта дорога загнулась кренделем и пошла куда-то не туда. Покрутились залихватски, наконец, выбрались на дорогу, которая вела в нужном направлении вроде. Прокатили по ней, и тут Лёха резко затормозил, так, что примлевший Середа чуть не свалился долой с вездехода.
– Это вас ист дас, грубо говоря? То есть пуркуа? – тихо спросил очухавшийся артиллерист.
– Давай этот бронетранспортер угоним! – ответил тоже тихо водила.
Услышавшие эти слова бойцы с заднего сидения стали вертеть головами. И точно – метрах в ста впереди стоял гробообразный здоровенный кузов на гусеницах. Задняя двустворчатая бронированная дверь была открыта, и там сидел, поглядывая в их сторону человек в черном комбинезоне.
– Если он там один – то я за! – сказал тихонько Семёнов. Ему уже сразу понравился этот мощный бронированный грузовик.
– Да хоть и два! – бодро заявил Середа – сейчас мы их уработаем! Чур, я первый!
Подъехали. Немец сидел и флегматично на них поглядывал. Семёнов почему-то сразу решил, что это тыловой чмошник. Технарь какой-то. Больно у него вид был не боевой, и комбинезон засален и замаслен. Да и старый уже.
Не слезая с вездехода, Середа о чем-то бодро спросил сидящего в бронетранспортере. Тот вяло и без особой охоты ответил. Середа удивился, потом опять спросил техника о чем-то. Семёнов вылез вроде как размять ноги, огляделся. Вокруг было настолько явно безлюдно, что просто сразу же понятно, что немец тут один – одинешенек.
Вблизи этот бронетранспортер смотрелся еще более солидно, чем со ста метров. Грубая, толстая броня, которую можно было бы сравнить с танковой, во всяком случае, на глазок (а видел сейчас Семёнов самую суть вещей насквозь) толще, чем у погибшего танчика «Дочь Антилопы». Да и, пожалуй, не хуже, чем у других, не тех, что ворошиловский – тоже. Вот то, что в щитке наверху не было пулемета, а ящики по бортам были раскрыты настежь, что давало стоящему гиганту вид сиротский и покинутый, словно заброшенная изба с распахнутыми пустыми дырами окон и дверей, бойца насторожило. Не выглядела эта техника боеспособной, хоть и бодро стояла на своих разлапистых гусеницах и странных дырчатых колесах, таких же, как и на их вездеходе, только у вездехода конечно колесики были маленькими, словно игрушечными.
– Мудрят фрицы – подумал со смешком Семёнов – все что-то химичат, то к трактору мотоцикл прилепили. А тут вон явно грузовик ополовинили. Колеса-то передние чисто от грузовика резиновые.
– Пойду фрица уработаю – тихо шепнул Середа, повернувшись к товарищам.
Не спеша слез и вразвалку пошел к меланхоличному немцу. Подошел вплотную, полез за пистолетом и тут пожилой, в общем-то, немец – ему явно был сороковник, очень бойко пнул со всей мочи артиллериста сапогом в живот. Ну, в общем, куда-то туда. Ошарашенный Середа отлетел на пару метров от машины и скорчился, Семёнов вскинул винтовку. Но немец – куда только флегматичность делась – задом наперед, но очень шустро, словно рак в нору, юркнул в чрево бронетранспортера. Пуля влетела уже в пустой проем. Выстрел опоздал, оставалась маленькая надежда, что может под рикошет попадется. Выдернул затвором гильзу, загнал новый патрон. Удивился тому, что так подробно видит все детали кувыркающейся в воздухе гильзы, словно мир замер и время потекло медленнее. Глянул на Жанаева, который успел схватить за шиворот кинувшегося к бронетранспортеру с кинжалом в руке Лёху, цыкнул на них обоих.
– Раненых тут нам не надо! Он теперь с оружием и за броней. Постреляет как курей! А то вообще уедет!
Лёха обиделся, а бурят проворно полез в брезентовую сумку, показал на ладони что-то похожее на два серых гусиных яйца. Как дошло до понимающего весь мир Семёнова – эти штуковины явно были гранатами. Только непонятно, как с ними работать. Не видал Семёнов раньше гранат такой системы. Один конец был кругленьким, с другого между двух стальных рожек торчала полукруглый голубой куполок. Ясно было, что именно с ним надо что-то делать. Вопрос вот – что именно?
– А ну – марш за машину! – цыкнул Семёнов. Лёха странно посмотрел на бойца и внятно заявил:
– Да пошел ты!
Боец только открыл рот, чтобы ответить, но заметил какое-то нехорошее шевеление в БТР и бахнул в открытый проем навскидку. В ответ случилось неожиданное – на броневой борт звучно грюкнулось тяжелое железо и грохотом обвалилась пулеметная очередь. Семёнов только и успел рявкнуть:
– Ложись!
Правда, сам не лег, присел только за вездеходиком, увидел злые глаза Жанаева, подмигнул. Выглянул осторожно, Лёха оторопело стоял столбом, увидел рожу Семёнова, перекосившуюся от злобы и тут уже выпендриваться не стал, залег, но по-дурному – между маленьким вездеходиком и БТР. На открытой местности. Хорошо, немец тоже мазанул – пули от его очереди прошли высоко и бесполезно. Но то, что у него был пулемет, огорчило Семёнова. Сидя за броней, да с пулеметом! И хрен его укусишь. Хорошо, не уехал, значит, не может, не зря у этого бронированного гроба вид нежилой, сломан, вероятно.