Лёха

Как и положено сметливому крестьянину Семёнов это отлично помнил, и потому надо было решать – что делать дальше. Черт, знал бы, что такое случится – повыспрашивал бы все до мельчайших деталей у дядьки, что да как было. Но тогда это казалось совершенно бесполезным занятием, кто ж знал, что вот так оно выйдет. С одной стороны – прикладами и сапогами не отбуцкали. Это хорошо. С другой – не кормят и не переписывают. А вот это уже плохо и как-то настораживает. Неправильно такое. Значит, кормить не будут. Потому как пока не знаешь, сколько у тебя голодных ртов – не поймешь, сколько продуктов в котел класть. Простая Арифметика. А дядька не раз говорил, что у германцев каждый грамм на учете и тошные они в своем скупердяйстве до зеленой тоски. Вот чего у германцев нет – так это широты, все пытаются высчитать до мелочи ненужной, совершенно уже пустяковой. А в итоге со своим счетоводством таким по мелочи все делают правильно, а в больших делах проваливают все с треском. Вот и войну ту мировую проиграли капитуляцией, хотя сами же ее и начали и рассчитали все вроде бы дотошно. И что выходит? А выходит, что не пересчитали даже по головам. Списков не составляют, хотя возможностей для того было много. Ну, положим они с Жанаевым и Лёхой в плену недавно – но сидевший рядом парнишка-артиллерист с перевязанной рукой уже сутки в плену. И не передовая тут, тыл уже глубокий, фронта не слыхать, не грохочет. Значит, горячки нет. А списков не пишут. Хотя дело это проще пареной репы, если самим лень заниматься – вон тому шустрому переводчику дали б карандаш и лист бумаги, он бы со старанием великим всех бы переписал. Интересно, что все-таки эти благостные такие довольные сидят, посмеиваются и вид у них словно они у тещи на блинах? К слову и шустрый переводчик был из их компашки. Потому, не добившись проку у хмурого танкиста, из-за неряшливой рыжей щетины словно бы заржавевшего и у обалделого низкорослого пехотинца с непокрытой башкой, густо измазанной запекшейся кровищей, Семёнов присел, без труда найдя свободное место у компашки этих самых, одетых по Уставу. Те как раз что-то жевали и крайний – коренастый плотный мужик средних лет покосился на присевшего рядом бойца.

– Хлеб да соль! – поздоровался Семёнов для начала разговора.

– Ем да свой, а ты рядом постой! – неприветливо отозвался известным присловьем коренастый и неприязненно спросил:

– Чего надо, колхозный? Мы не подаем убогим.

– А я и не прошу. Просто хотел узнать – как оно тут в плену, вы вроде не сегодня попались? – ответил невозмутимо Семёнов, хотя в душе очень хотелось плюнуть да и уйти от этой публики.

– Как оно? Это, смотря кому – рассудительно ответил коренастый уже не так неприязненно. Сидевший рядом с ним квадратномордый мужик усмехнулся. Остальные, включая переводчика явно обрадовались развлечению – сидели они плотно, давно и видимо скучали.

– К примеру, вот вам. Вы как попались? – спросил Семёнов.

– А мы, мил человек, не попались – засмеялся весело квадратномордый. Смех, впрочем, его никак не украсил. Такой уж физиомордией бог человека наградил – злобной и упертой.

– То есть это как? – не понял боец.

– А вот так. Мы сами сдались. Как положено русским людям – охотно пояснил коренастый.

– Что, колхозный, опять не понял? Экая ты тупая животинка, неразумная – подъелдырнул Семёнова квадратномордый. Впрочем, если он рассчитывал на ругань и скандал, это было без толку. Семёнов умел держать себя в руках, пройденные драки к тому приучали неплохо. Кто петушится, да задирается – тот на ногах стоит не крепко. Для сопляков это годное – петушиться. Потому мордатому невдомек было, что дойди дело до кулаков, колхозник этот успел бы опилюлить не вставая и его самого и его коренастого соседа без особой натуги. Умел Семёнов так бить, что валился противник как бык на бойне, молча и сразу. И удар был хорош, соседские деревни это знали и Семёнова опасались как кулачного бойца. Впрочем, и колом он мог приголубить качественно, а раз было и скамейкой наволохал пришедшим на танцульки-посиделки парням из соседней деревни, как только они стали безобразничать и фулюганить. Вот задираться Семёнов не любил. Не бойца это дело. Потому и сейчас сидел спокойно, бровью не повел. Спросил только:

– А как сдались? Не опасались, что постреляют не разобравшись?

– Читать надо уметь! Немцы же все разъяснили, культурные же люди! – покровительственно и немного свысока ответил коренастый, вытягивая из кармана пачку бумажек:

– Грамоте разумеешь?

Семёнов кивнул.