Семёнов переглянулся с Жанаевым. Обоим как-то сразу в голову пришло, что пока невелики успехи у этого толкового лейтенанта – войско подрастерял, жратвы нет, с патронами похоже – тоже швах – красно-коричневые подсумки для магазинов к СВТ у мужика сухощавого не отвисали грузно, как бы им полагалось, если б они были набиты патронами, да и мешок с запасным диском на поясе у командира подпрыгивал при движении достаточно легко. Ну и засада прошла по-утырски, немцев не до конца завалили, да и машину покалечили. Нет, пока полностью доверять правильному лейтенанту ни Семёнов, ни Жанаев не собирались. С другой стороны – раненого не бросил, это ему в плюс, и головой ради своих подчиненных готов рискнуть – тоже в плюс.
Впрочем, хотя Лёха это все и понимал, а все же как дальше с лейтенантиком дела пойдут – одному богу ведомо. Возможно.
– Старшина, вы умеете колеса снимать? – услышал Лёха вопрос, повертел головой в недоумении. Потом сообразил, что старшина – это он сам и есть. Откликнулся, сообщив, что вообще-то – да, умеет.
– Тогда давайте, снимите пару – велел лейтенант и тут же о чем-то заспорил с Середой. Судя по приглушенным отрывкам разговора – весь спор был о том, где это находятся бравые окруженцы. Артиллерист, как оказалось, карту тоже читать умел и потому обладал своим мнением.
Недоумевая, зачем летехе запонадобились колеса с автомобиля, Лёха подобрался к тачке с домкратом (у отца на «Жигулях» такой же был почти), нашел подходящий гаечный ключ и принялся за отковыривание колес с таратайки. Это дело было ему знакомо – его отец несколько раз заставлял сына переставлять колеса с одного места на другое, чтобы, дескать, протектор истирался равномерно. Ну, вот и пригодилось. Скоро машина перекосодрючилась еще больше, улегшись на брюхо. Вид у нее теперь был совсем сиротский.
Трое потрошителей багажника разобрались с тем, что в нем лежало. Лёха с грустью слушал их разговоры, не без основания полагая, что чертов лейтенант вместо веселого копания в свалившемся с неба кладе всучил ему не шибко радостную работенку.
– Это что в этих банках – донесся до его ушей вопрос Семёнова.
– В этих у немцев хлеб консервный.
– Заливаешь, ефрейтор!
– Спорим – хлеб? Мы и такое уже едали. Оно невкусное, но брюхо набить можно. Точно говорю – хлеб.
– В жестяной банке?
– Точно так. В жестяной.
– Снял я колеса – сказал Лёха лейтенантику, кося глазом на разгребающих сокровища сослуживцев. Душой он уже был там, с ними. Берёзкин оторвался от карты, почесал подбородок, покрытый еще детским пушком и приказал:
– Спустите камеры, разбортируйте колеса и камеры покомпактнее сложите. И насос не забудьте.
– Я извиняюсь – а зачем? – удивился невоенный человек Лёха.
– Когда выйдем к своим, я с вами позанимаюсь строевой подготовкой, а то смотреть на вас страшно и слушать вас жутко. Я слышал, что там, где начинается авиация, кончается дисциплина, но удивлен тому, насколько поговорка верна. Вы что, Уставов вообще не читали?
– Эээ… читал, тарищ летент! – отчетисто и по-военному рявкнул тихонько менеджер.
– Тогда мне совсем непонятно, почему вместо выполнения приказа вы вступаете в дебаты. Исполняйте! Кру-гом!
– Есть – удивленно сказал потомок и поплелся выполнять темный приказ. Сначала-то ему казалось, что новодельный командир собирается какую-то телегу спроворить, но видно что-то другое у того было на уме.
– Вы и поворот делаете через правое плечо – горестно вздохнул сзади лейтенант. По тону выходило, что уж лучше бы Лёха ему на сапоги высморкался. Менеджер понял, что с этим юнцом каши он не сварит. И ведь повернулся-то он правильно, так во всех виденных им сериалах поворачивались!
Воздух из камер менеджер спустил быстро, а вот с разбортовкой дело не заладилось, чертовы покрышки словно живые не выпускали из своей внутренности чертовы камеры. Особенно мешало то, что за машиной продолжали обсуждать всякое интересное. Потом стало полегче, лейтенант заявился и туда, и напомнил, что им тут не Эрмитаж и пора с экскурсией кончать, а упаковывать все ценное и двигать дальше, время поджимает. Разговоры смолкли и лейтенантик вернулся к Середе, который копался в портфеле. Оставалось слушать только их беседу.
– Замечательно, что вы по-немецки читать умеете и разговаривать – с уважением сказал командир, когда артиллерист вкратце и бегло почитал, что за документы в этом портфеле, оказалось, что парочка убитых немцев скорее всего – железнодорожники, потому как в портфеле были приказы и распоряжения на восстановление ближайшей ветки железной дороги, какие-то уведомления и предписания на ремонт оборудования и привлечение местных жителей, сметы, расчеты необходимых материалов и прочее в том же духе.
Середа уже привычно собрал с трупов документы и лейтенант даже как-то испуганно охнул, когда артиллерист сообщил, что парочка была сотрудниками некоей организации Тодта.
– Ничего себе, названьице! Тодт – это же по-немецки – смерть? Организация Смерти? – как-то не по-командирски удивился лейтенант.