Патрульный перевел полный садистского блеска взгляд на задержанного — гель к тому времени схватился уже на ногах, заковав несчастного в пластиковый панцирь. Карантинщица выпрямилась. Пустой пакет из-под геля — который Томас поначалу принял за некую разновидность оружия — она сложила и спрятала в карман комбинезона.
— Забираем его, — сказала женщина.
Когда задержанного подняли с пола, Томас вновь посмотрел на патрульного. Тот следил за выносом живого груза. Что, черт возьми, он имел в виду? Куда он поведет Томаса? Зачем? Если бы не пистолет, Томас давно бы сбежал.
Когда карантинщики наконец удалились, пришел Минхо. Он уже почти перешагнул порог кофейни, но тут Красный выхватил пистолет.
— Стой где стоишь! Не входи!
— Так он с нами, — указал Минхо на Томаса. — Нам пора идти.
— Никуда он не пойдет. — Патрульный вдруг замолчал, взглянул на Томаса, потом снова на Минхо и спросил: — Погоди-ка. Так ты тоже иммуняк?
Томас едва-едва успел испугаться за друзей. Минхо, моментально сообразив, что к чему, бросился бежать.
— Стой! — приказал Красный и ринулся к двери.
Вскочив с места, Томас приник к витрине: Минхо, Бренда и Хорхе, перебежав улицу, скрылись за углом. Красный сдался, не захотел преследовать их, а вернулся обратно в кофейню и навел пистолет на Томаса.
— За поведение твоего дружка мне следовало продырявить тебе глотку, и ты бы медленно истек кровью. Благодари Бога за то, что вы, иммуняки, такие ценные. Паршивый сегодня денек; я мог бы пристрелить тебя забавы ради.
Подумать только: Томас прошел невероятные испытания, а в конце совершил такой досадный прокол. Он даже не боялся — скорее был зол на себя самого.
— У меня день тоже прошел не лучшим образом, — пробормотал Томас.
— За тебя мне отвалят кучу бабок. Ничего личного, хотя ты мне с первого взгляда не понравился. Это я так говорю, чтоб ты знал.
Томас улыбнулся:
— Взаимно.
— Смешной ты парень. Поржать любишь, как я погляжу. Посмотрим, как после заката запоешь. Двигай. — Патрульный мотнул стволом пистолета в сторону двери. — Запомни, терпелка у меня слабая, не шучу. Только дернись, и я выстрелю тебе в затылок, а в полиции доложу, что ты был болен и вел себя агрессивно. У нас политика нулевого допуска, знаешь ли. Это значит: даже косо на меня смотреть не смей. Я за такое убиваю и имени не спрашиваю.
Томас прикинул шансы. Вот ведь ирония судьбы: он сбежал от наемников ПОРОКа лишь затем, чтобы попасться в руки обыкновенному муниципальному работнику.
— Не люблю повторять дважды, — предупредил Красный.
— Куда вы меня поведете?
— Придет время — узнаешь. А я слегка разбогатею. Топай давай.
В Томаса уже дважды стреляли, и он помнил: пуля причиняет адскую боль. Пойти с патрульным — единственный способ не нарваться на третье ранение. Глянув на Красного исподлобья, он наконец вышел за порог и остановился. Спросил:
— В какую сторону?
— Налево. Тихо-спокойно пройдем три квартала и снова повернем налево. Там меня ждет машина. Надеюсь, не надо напоминать, что будет, если ты вздумаешь хитрить?
— Вы пристрелите безоружного подростка. Чего тут неясного?
— Знал бы ты, как я ненавижу вас, иммуняков. Пошел, пошел. — Он ткнул Томаса в спину стволом.
Они прошли три квартала в полном молчании. Свернули налево. Было душно, Томас весь покрылся потом, а стоило утереть со лба испарину, как патрульный стукнул его по затылку рукояткой пистолета.
— Хватит дергаться. Не ровен час, я занервничаю и сделаю тебе дырку в голове.
Только невероятным усилием воли Томас заставил себя молчать. Всюду валялся мусор, стены домов на уровне человеческого роста были обклеены постерами: предупреждения о Вспышке, портреты Советника Пейдж, закрытые многослойными граффити. На перекрестке — пока не загорелся зеленый свет — Томас успел прочесть надпись на еще свежем, незакрашенном плакате: