Стало слышно, что по реке на веслах шло несколько лодок с веселой компанией. На каждой лодке пели свою песню, стараясь перекричать друг друга. Женских голосов было больше, чем мужских. Вот в тумане показались желтые пятна – в лодках жгли факелы. Наверное, там тоже увидели людей, лодки повернули и пристали к берегу. Из тумана появились притихшие зрители, перед ними действительно невиданное зрелище – около стругов, вытащенных из воды, суетились голые люди, несмотря на холодное утро и белую росу на траве.
В первый момент приказчики и лодочники застеснялись, стали отворачиваться, загораживаться. Курганов на них зашипел:
– Чего жметесь? А ну ходи! Работай!
– Бабы ведь…
– Этих баб… не напугаешь! Пусть смотрят.
К тому времени ограбленные сложили несколько костров, поставили таганы и котлы со смолой. Курганов направился к зрителям. Бабы захихикали, кончиками платков прикрылись. Он как ни в чем не бывало, поклонился:
– Люди добрые, нас разбойники обобрали, ладьи попортили. Одолжите огниво костер развести, смолу разогреть, самим обогреться.
Молодой парень с еле пробивающимися усиками вышел вперед.
– Пошли, дед, разведу.
Клим заметил, что зрители будто чего-то ждали, постоянно поглядывали на лесную опушку, где еще молоком разливался туман. И вдруг затихли, повернувшись к лесу. Оттуда выехало шесть стрельцов. Впереди здоровый парень в терлике десятника. Двое позади вели лошадей под вьюками. Десятник осадил коня перед разгорающимся костром:
– Что за люди?! Почему голышом? Туды-распротуды!
Курганов нарочито гневно ответил:
– Потому и голышом, что вы, царевы стрельцы, плохо службу несете. Разбойников не гоняете. Вишь, как нас обчистили на царевой земле!
– Чего ты лаешься, борода! Мы тех воров изловили, по деревьям развесили. Не твоя ли одежка на тех лошадях?
– Кони мои… И одежка, видать, наша. Дозволь посмотреть, господин десятник, – изменил свой тон купец. – Вот, дай Бог тебе многие лета!
– Ладно, ладно! Прикрывай свою срамоту. А вы чего уставились, срамницы! По лодкам! И давай отсюда!
Стрельцы подъехали, сбросили на землю узлы с одеждой. Голыши принялись ее разбирать. Десятник препирался с девками. Клим рассмотрел стрельцов, ни одного знакомого. Один подъехал к нему:
– А ты кто будешь?
Клим обомлел, несмотря на холод, ему сделалось жарко. По голосу он узнал царя!.. Борода и усы поседели, нос заострился, а глаза такие же, пристальные, огненные. Заставив себя сохранить спокойствие, ответил:
– Раненый воин я. Пристал к гостю, во Владимир иду.
– Где ж тебя так изуродовали?
– Татары под Липецком прошлый год. Сабельщиком был в ертауле полка воеводы Ржевского. – Клим овладел собой, теперь он готов был перечислить всех больших и малых воевод до сотника, на случай поверки. Говорят, Иван знал своих воевод поименно. Однако лжестрельца заинтересовало другое:
– Ну-ка повернись, повернись.
Клим старался держаться лжестрельцу изуродованной половиной лица. Теперь пришлось повернуться. Тот хмыкнул:
– Эк тебя изрисовали! И жив остался. Постой, постой… И тебя, видать, драли крепко! За дело?
– По молодости лет. За девку, – врал Клим, а про себя думал: «Хорошо трава высокая, а то бы ожоги заметил!» Стрельцу понравился ответ.
– Видать, хватом был. – В это время лодочник принес одежду, Клима. Сверху лежала раскрытая заплечная сума. – Это весь твой достаток?
– И то люди добрые дали. Благодарю Бога, что жив остался.
– Моли, моли Бога. Он всемилостив, – молвил стрелец наставительно и отъехал.
Клим принялся одеваться. Краем глаза заметил, что этот страшный стрелец сказал что-то десятнику. Тот сразу развернул коня. Произошла какая-то заминка. Клим понял по-своему: «Узнал!» Дух захватило. Но десятник стал приближаться к нему один. Наклонился и протянул золотой:
– Держи. За храбрость тебе. – Так все произошло неожиданно, что Клим растерялся. Десятник засмеялся: – Обалдел, да?
– Благодарствую, десятник! Скажи, за кого Богу молиться?
Десятник, помедлив, ответил, разворачивая коня:
– Ставь свечи Иоанну Предтече.
…Лицедейство окончено. Стрельцы с посвистом ускакали. Лодки отошли, на них грянула ладная песня. Курганов истово перекрестился на восходящее солнце:
– Слава Тебе, Господи! Миновало! Васятка! Ступай в камыши, вызывай.
Клим подошел и негромко спросил его:
– Ты узнал, кто этот ряженый стрельцом, с бородкой клинышком?
– Узнал. А ты видел его раньше?
– Приходилось. Почему же ты ряженому десятнику кланялся, а не ему?
– Вспомнил кое-что. На моего земляка, он во дворец поставлял товары, так же вот навалились скоморохи. А он в одном из них узнал государя и поклонился ему в ноги. Так били моего знакомца до полусмерти – как он посмел подумать, что государь скоморошничает! А нам нужно возблагодарить Господа, что обошлось без крови. Вот только кошельков лишились. Струги починим, товар подмок – просушим. А с красным товаром в камышах переждали. Вон они…
К вечеру минули Мытищинский волок, ночевали на берегу реки Клязьмы. Ни в этот день, ни на следующий никто их не нагонял. Значит, государь не один день веселился.