Тем временем, подошло время встречать из Тбилиси скорую с сыном Тамары и ее саму, приехавшей в той же машине, оборудованном рижском Рафике. Все правильно сделала, всю дорогу сына успокаивала и за руку держала, все двести километров с мигалкой так и проехали, чтобы успеть разместить ребенка в отделении и подключить к нему, все, что можно.
Я дал ей отмашку, что можно приезжать, она созвонилась со своим врачом, который и назначил время и день, когда им необходимо прибыть в Кутаиси. Представляю, сколько людей ей пришлось уговорить и заставить, чтобы добиться исполнения своего странного желания, отвести ребенка в обычную больницу областного города из республиканского медицинского центра, из-под присмотра самых известных светил медицины, неизвестно к кому.
Время моего визита назначено на десять часов вечера, почти ночь, чтобы не оказалось лишних людей в отделении и палате, только дежурный врач и медсестра на входе, которая контролирует закрытую дверь в отделение с приказом никого не пускать без личного разрешения нашего врача.
Да и меня запускают не через отделение скорой помощи. Чтобы никто не видел такого посетителя, мне открывают обычно закрытую пожарную дверь, которая ведет на лестницу к сердечному отделению. В этот раз все подготовлено очень продуманно и так, чтобы никто ничего не видел, потому что возможность смерти ребенка, отнюдь, не нулевая.
Одно дело, если она случится сама по себе, в ночное время, тут ничего странного. Скажут утром врачи на консилиуме, что зря привезли такого больного пациента по тяжелой дороге, вот и сердце не выдержало или, просто время пришло.
Совсем другое — если смерть наступила в результате непонятных манипуляций, когда в отделении находился посторонний человек и что-то там делал с ребенком, тут уже всем участникам и соучастникам грозит тюремное заключение. Мать ребенка предупреждена и согласна рискнуть, ведь диагноз всех именитых врачей — однозначный и смерть может наступить в любой момент. Должна уже морально подготовиться к такому исходу.
Но, как она поведет себя в этот момент и потом — большой такой вопрос, не исключена возможная истерика и полный нервный срыв, с требованием наказать всех, кто дал ей надежду на выздоровление и обманул. С дачей показаний в органах правопорядка и заведении уголовного дела по халатности и оказанию непредусмотренных законодательством услуг, приведших к смерти пациента.
Саша ждет меня немного в стороне от стационара, заглушив машину, мы с ним уже присмотрели пути отхода, если все пойдет не так, как хотелось бы, то нам есть, где пересидеть первое время. Вещи собраны и ждут нас в доме, до которого отсюда не так далеко, мы успеем приехать и забрать их, чтобы дальше метнуться по пустой дороге до нашего следующего убежища, на выезде из города.
На самом деле, я не собираюсь больше сидеть в Кутаиси, прячась и переезжая с одного укромного места в другое. Время пребывания в этом гостеприимном городе уже истекает, как мне кажется. Если случится непоправимое, я не стану оставаться больше одной ночи в этих местах и собираюсь махнуть в сторону Абхазии, потом до Сочи и Геленджика, чтобы вырваться в сторону Краснодара и уже там задуматься о том, куда двигаться дальше. Страна очень большая и пока сведения о моей новой регистрации придут в местный паспортный стол, я успею поменять паспорт и фамилию и уехать еще дальше. С моими деньгами, весь мир, ограниченный только советской властью, лежит передо мной.
О штампе с разводом можно особо не переживать, его ставят прямо в ЗАГС, так что — это будет не трудно устроить в любом месте, для этого идти в паспортный стол не требуется, личное дело гражданина. Правда, свидетельства о разводе у меня не будет, это осложнит будущую жизнь.
Так, что я вижу, зайдя в операционную палату?
Мальчик уже спит, ему лет шесть-семь, на вид, худенький очень и круги под глазами, вид не здоровый.
Рядом мать, осунувшаяся с лица за последний день, она знает, что сейчас может случиться непоправимое, но она готова попробовать последний шанс для сына.
Уже знакомый, проведший меня в отделение, врач кусает губы и не отвлекается от показаний на экранах.
— Доктор, покажите мне наглядно, где находится больное место в сердце Давида, — обращаюсь я шепотом к нему, чтобы не разбудить ребенка. Я собираюсь начать именно оттуда, чтобы сразу воздействовать на самое слабое место в сердце ребенка и лечить его первым делом, — Оторвите кусочек бумажки и положите его на грудь, на сердце ребенка.
Врач странно смотрит на меня, но не спорит и оторвав уголок страницы в каком-то журнале, осторожно расстегивает пижаму, обнажает грудь ребенка, который продолжает спать и кладет этот клочок бумаги на определенное место.
— Да, оно здесь, — шепчет он мне в ответ и снова приникает к экранам измерительных приборов.
Сама Тамара даже забыла поздороваться, ее всю трясет, и она стоит, заломив руки в жесте отчаяния, непрерывно глядя на сына.
Я подзываю ее подойти поближе, если ребенок проснется, пусть, как только он откроет глаза, лицо матери окажется рядом, и это сразу успокоит сына.