Лекарь

С женщинами ему хронически не везло. Взять ту же Венеру. Променяла она его на хлыща с «БМВ», потом вернуться попыталась. Но, обжёгшись на молоке, будешь и на воду дуть. Как-то пообщаться бы поближе, поговорить, понять — что за человек. Бывает же: смотришь на женщину и любуешься лицом, фигурой. А как рот красавица откроет, так всё обаяние разом и исчезает, потому как глупа непроходимо. Любаву к красавицам отнести нельзя, но ведь приворожила она его чем-то? А как с ней общаться? Дома мамаша, а сидеть и караулить у дома, когда девушка выйдет, времени нет; да и торчать на улице, привлекая внимание прохожих, не хотелось.

Несколько дней он раздумывал — что делать? И ни одной умной мысли в голову не приходило. Все эти дни в церковь он не ходил, а когда пришёл, нищий на паперти его огорошил:

— Давненько тебя не было! А знаешь, дом-то купеческий на торги выставили!

Никиту пробил холодный пот. Дождался!

— Кто?

— Знамо кто, купец Куракин! У него расписка долговая. Дом-то ему не нужен, у него свои хоромы покраше будут, с поверхом.

— Ты-то откуда знаешь? Сорока на хвосте принесла?

— Так он на моей улице живёт, не далее как сегодня похвалялся.

— Может, знаешь, за сколько дом продастся?

— А какой тут секрет? Двенадцать рублей серебром.

Никиты мысленно выругался. У него не хватало денег — два рубля. Это много, за неделю не заработать. С учётом расходов на лекарню и жалованье помощникам необходимо два, а то и три месяца — как повезёт.

Решение пришло сразу: надо идти к князю и просить недостающие деньги в долг.

В церковь Никита не пошёл. Дав попрошайке очередной медяк, он направился к боярину.

По случаю вечернего времени Семён Афанасьевич был дома, в трапезной. Увидев Никиту, он махнул рукой:

— Иди, попробуй диковины заморской.

— Доброго здоровья, Семён Афанасьевич! Чем удивить хочешь?

— Чаем, из Синда привезли. Дорогой — ужас просто. Все хвалят, а я понять не могу — трава и трава.

Никите налили в кружку, и он отхлебнул. Ощущение — как от спитого чая.

— Я сейчас.

Никита прошёл на кухню — она называлась «поварня». На стенах медные кастрюли и сковороды развешаны.

— Леонтий, — обратился он к повару, — покажи, как ты чай заваривал.

— Очень просто: в тёплую воду бросил щепотку, и всё.

— Кипяток есть?

— Как не быть? Завсегда имеем.

— А горшок глиняный?

— Хоть два десятка!

— Тогда смотри, я покажу — как надо.

Никита ополоснул горшок кипятком, чай в мешочке понюхал. Пахнет хорошо, добротным листом. И листья крупные — он любил такие.

Чая он сыпанул в горшок щедро, залил кипятком, накрыл полотенцем.

Через десяток минут заварка настоялась. Её разлили по кружкам, добавили кипятка.

— Теперь к князю несём.

Поставили кружки на поднос — и в трапезную.

По залу сразу пошёл духовитый аромат.

Князь закрутил носом:

— Это чем так пахнет?

— Да чаем же! Просто его заваривать надо уметь.

— Неужели пробовал?

— Приходилось…

— Ну вот! А то как сена заваренного попил.

Князь отхлебнул и восхищённо прищёлкнул языком:

— Другое дело!

— Ты, Семен Афанасьевич, с медком да с баранкой — любо-дорого выйдет.

— Что дорого — так это уж точно, — не сдержался князь.

Он добавил в кружку мёду, размешал ложкой и вновь отхлебнул:

— А ведь и правда вкусно! Непривычно, конечно.

— Это поперва. Хороший чай, бодрит.

— Лечебный?

— Вроде того.

— Гляди-ка! А я выкинуть хотел или холопам отдать. Надо завтра супружницу угостить. Леонтий, ты всё видел, как Никита делал?

— Всё, княже.

— Тогда ступай. А ты, Никитушка, садись, испей со мной напитка заморского. Али дело какое у тебя ко мне?

— И чаю выпью, и дело есть.

Сначала пили, смакуя, чай. По этому напитку Никита основательно соскучился. Запах кофе ему нравился, но кофе он не пил — напиток вызывал изжогу. А чай он любил и разбирался в нём, покупая в чайной лавке индийские сорта. Отменный чай не часто продавался, но иногда удавалось купить, и потому он сейчас наслаждался напитком. Допив, поставил кружку на стол.

— Семён Афанасьевич, два рубля серебром нужны, в долг.

— Прогорел, что ли? — удивился Елагин.

— Дом хочу купить. Купец Пантелеев долговую расписку купцу Куракину оставил, а сам почил в бозе. Теперь Куракин дом на торги выставил. Говорит — за двенадцать рублей серебром, а у меня двух рублей не хватает.

— Знаю я этого Куракина! Жук ещё тот, проныра редкостный. Хорошо, дам я тебе денег, только дом осмотреть надо, поторговаться. Вот что: пожалуй, пошлю я с тобой Степана. Он по строительству у меня, его не проведёшь: каждую балку самолично осмотрит и всё тебе доложит. Ну а торгуйся сам, в этом Степан тебе не помощник.

— Спасибо.

— И ещё: ты в шахматы играешь ли?

— При чём тут шахматы? Играю, и не только в шахматы — в нарды ещё.

— Не слыхал о таких. Научишь меня в шахматы играть?

— Тебе-то зачем, Семён Афанасьевич?

Князь немного смутился:

— Царь-то, Алексей Михайлович, к игре этой пристрастился. Говорят — из Индии игра. А кто хорошо играет, к себе приглашает, беседы за игрой ведёт.

— Ага, так ты хочешь через игру к самодержцу приблизиться?

— Навроде того. Так научишь?

— Времени много уйдёт.

— А мы так сделаем. Я тебе два рубля серебром, а ты меня за это игре научишь.