Холодный пот потёк по спине Никиты. Если поляк выздоровеет, ему сильно повезёт. Но, кажется, дело пахнет осложнениями — медицинскими в виде флегмоны или гангрены, и политическими. Поди докажи потом, что специально посла не зарезал! Международный скандал! Ему только этого не хватало!
Он развёл самогон раз в десять и прополоскал им рану. Поляк заорал от боли. Понятно — щиплет и жжёт, не фурациллин или так необходимая перекись водорода. Засыпал в рану порошок из толчёного мха. Разрез зашивать не стал, пусть гной свободно вытекает. Сделал перевязку.
Поляк был бледен — больно всё-таки.
— Парить ногу нельзя, — принялся втолковывать ему Никита, — напрягать нежелательно. Сходишь на встречу с царём — и сюда. Ночь здесь, в лекарне проведёшь, а утром перевязку сделаем. Не скрою, болячка у тебя серьёзная. Отнесись к ней со всем тщанием, иначе можешь ногу потерять.
Поляку помогли спуститься со стола, одеться.
— А ведь легче стало, — улыбнулся он. — Пся крев, меня пугали — в Москве путного лекаря не найдёшь, одни варвары.
Подьячий помог послу надеть шубу. На прощание поляк сунул Ванюше в руку польский злотый. Сумма изрядная, обычно платили медью или серебром.
Не откладывая в долгий ящик, Никита решил за ужином поговорить с князем о лекарне. Разговор первым не начинал, само получилось.
— Никита, я слышал — к тебе посол польский приезжал сегодня?
— Был. Гнойник у него на ноге большой, вскрывал. Только боюсь я, как бы заражения крови не было.
Князь задумался:
— Не дай Бог! Лекарня-то мне принадлежит…
— Продай.
— Кому?
— Я выкуплю. Скажи, сколько стоит?
Князь и скажи:
— Одна монета золотом!
Никита тут же достал польский злотый и выложил перед князем.
— Отныне лекарня и вещи в ней мои?
— Так! Уговор дороже денег. Но если и случится в ней чего, весь спрос с тебя.
— Я понимаю. Тогда продай мне Ивана и Наталью, сестру его. Твои же крепостные.
— Эка ты взялся! За Ивана пять рублей серебром, за Наталью — три.
Никита наскрёб денег только на Ивана. Пять рублей серебром — это много, столько платили за ремесленника высокого мастерства.
— Тогда пиши, князь, купчую. И на дом каменный, и на Ивана. А за сестру его позже отдам, как наберу.
— Я подожду. Но личным лекарем моим ты будешь по-прежнему.
Князь кликнул слугу, принесли бумагу, чернильницу и перья. Князь сам написал купчую, скрепил печаткой с пальца на сургуче и вручил Никите.
— Владей!
Никита обрадовался. Но головной боли прибавилось. Теперь и о дровах для печей в лекарне заботиться самому надо, и о жилье для Ивана. Коли он по купчей теперь холоп Никиты, так тот его кормить должен, одевать и жильё предоставить.
Следующим днём Никита Ивана обрадовал:
— Лекарню я у князя выкупил — и тебя заодно. Теперь ты мой холоп. Но только я тебе вольную даю, отныне ты человек свободный. Сейчас бумагу напишу. Вот только на сестру твою денег не хватило — но это пока. Как заработаем, так и до неё очередь дойдёт.
Тут же Никита написал вольную на Ивана. Теперь здание лекарни принадлежало ему, Никите, а вот Иван отныне был свободен.
— Ваня, ты теперь временно в лекарне поживёшь, а как заработаешь денег, угол себе снимешь. И кушать и одеваться сам будешь — ты теперь вольный человек. А коли ситуация изменилась, спрашиваю: ты согласен у меня работать?
— Конечно! — Ваня был ошарашен происшедшими с ним переменами и не знал — радоваться ему или огорчаться. О холопе князь заботился, а теперь всё самому надо. Потом неожиданно спросил:
— Так ты, Никита, и жалованье мне платить будешь?
— Буду — с сегодняшнего дня.
— А сколько?
Тут уж Никита задумался.
— Пока алтын в месяц.
— Погоди, так ты же меня у князя выкупил?
— Пять рублей серебром отдал.
Ваня неожиданно рухнул на колени:
— Спасибо, Никита! Ещё отец мой деньги копил из холопов выкупиться, да не довелось — откуда у крестьян такие деньги? А вот сбылась мечта его. Свободен я ноне!
— Только дошло? Вставай с колен, ты свободный человек!
— Ввек не забуду твоей доброты, Никита!
— Сестру твою ещё выкупить надо, князь за неё три рубля требует.
Ваня только головой кивнул — говорить он не мог из-за избытка чувств, на глазах его выступили слёзы.
Наталья теперь работала под руководством Ивана — он делал перевязки и её учил этому. Иногда на операции Никита брал обоих.
Сестрица Ивана оказалась хваткой, в брата, и в довершение всего — трудяга. Никита не видел, чтобы она праздно сидела. Если пациентов не было, она резала полотно на бинты или чистила инструменты — точил и правил их Иван. Кожа — субстанция плотная, ланцеты тупятся быстро, как и ножницы.
Польский посол несколько дней приезжал на перевязку. С каждым днём его состояние улучшалось, а вместе с ним поднималось настроение Никиты. Похоже, всё обошлось. Ведь случись гангрена или умри посол, все шишки посыпались бы на Никиту. Нет, диплома у него никто не спросил и выговора не объявил. А вот выдать Польше для разбирательства могли бы — Никита это только задним числом осознал. Или Польша могла бы штраф потребовать. Тут уж одним злотым не обошлось бы.
Январь выдался лютым, морозным, печи в домах топились едва ли не круглосуточно. Снегу намело изрядно.