Лейтенант милиции Вязов. Книга 1

— Сгорели бы вы, кровопийцы! Нет на вас чумы. Где наши горе-химики, почему не придумают какую-нибудь отраву для этих паразитов. Лицо и руки вспухли… Проклятье! И понесло меня в эту отрезвиловку, черт возьми!

— А ведь верно: сюда бы алкоголиков посылать на лечение, — согласился проснувшийся Стоичев, чиркая спичкой и прикуривая папиросу.

— Это ты меня потащил на такой издевательский отдых. — Терентий Федорович поднял голову: вспыхнувший костер осветил его помятое, в волдырях лицо, красные сердитые глаза. Николай Павлович рассмеялся:

— Я не знал, что комары вас так любят, Терентий Федорович. Ко мне они не особенно липнут.

— Не в любви дело. Вообще ты мне делаешь много вреда.

— Какой же вред я принес, кроме комаров?

— Людей подговариваешь против меня, с сыном привязался, Вязова подсылал домой… Какого черта тебе надо? Неужели со мной нельзя было поговорить? Или я такой олух, что ничего не понимаю? И вообще я не перевариваю благодетелей.

Николай Павлович поднялся, подошел к костру и сел, накинув на плечи кожаную тужурку. «Надо ли в такой обстановке начинать серьезный разговор? — подумал он. — Пожалуй, все равно…»-и сказал:

— Иногда, Терентий Федорович, на одни и те же вещи мы с вами смотрим разными глазами. Мою заботу о вас вы принимаете как оскорбление. Чем это вызвано? Скажите откровенно.

— Заботу!.. — Терентий Федорович привстал на колени. — Не нужна мне твоя забота. Еще раз говорю: не лезь в мои семейные дела.

— Я не могу проходить мимо того, что ваш сын дружит с подозрительными людьми. Вы слишком даете волю Виктору.

— Это мое дело. Я не глупее вас с Вязовым.

Николай Павлович не думал, что Копытов так глубоко оскорблен разговором Вязова с его женой и не может понять простых слов. Но Стоичев не умел проходить мимо изъянов в людях, он был убежден, что его вмешательство хоть какую-нибудь пользу да принесет. А в данном случае надо было заставить Копытова трезво посмотреть на события.

— Вас никто не считает глупым, Терентий Федорович, не наговаривайте на себя, но разрешите мне не согласиться с вами, что воспитание вашего сына — личное ваше дело. Мы не позволим Суслику приучать Виктора к воровству, как это было однажды ночью, не позволим плодить преступников. Вы, по-моему, слишком доверяете сыну и надеетесь на себя, скорее даже на жену. А я вам скажу откровенно: Екатерина Карповна делает много вреда для сына, сама не понимая этого. Она дает ему деньги на личные расходы, разрешает выпивать, дает возможность вольно распоряжаться временем по ночам.

— И до жены добрался?! — прервал Копытов, покачал головой и зло рассмеялся. — Ну, ну, продолжай. Может быть, знаешь с кем она гуляет?

— На днях мне звонил директор школы, — продолжал Николай Павлович сдержанно, хотя злой смех Копытова возмущал его. — Речь шла о другом мальчике, но он, кстати, сказал несколько слов и о вашем сыне: учителя очень беспокоятся за Виктора, он может не окончить девятый класс.

— Кстати?.. А не специально ли ты звонил? Я теперь уверен, что ты дошел до такой мерзости. — Копытов встал.

— У нас, очевидно, разные суждения о мерзостях.

— Хватит. Давай прекратим этот разговор. Черт меня дернул отправить машину…

Холодный ветер потревожил камыши, шорох пополз по воде, как шипенье змей. Небо на востоке побелело. Николай Павлович взял удочки и пошел к берегу, а Копытов постоял немного, поежился, упал на камышовую подстилку и быстро уснул.

По дороге домой они не проронили ни слова.

Глава 18

Суслик встретил Виктора в парке культуры и отдыха, отвел в темную аллею и спросил:

— Ты еще долго собираешься прокатываться на чужой счет?

До этого Суслик никогда не разговаривал так грубо, скорее лебезил перед сыном начальника отделения милиции, поэтому Виктор опешил. Здесь, в полумраке, морщины на лице Суслика скрадывались, и он казался мальчиком.

— Ты думаешь, нашел таких дураков, которые вечно будут тебя бесплатно поить и кормить, устраивать тебе развлечения? Совесть у тебя есть? Мне нужны деньги! — продолжал он.

— Где же я их возьму?.. Я вкладываю свою долю. — Виктор хотел было сказать, что ему и так приходится трудно, он берет у матери украдкой по два, по три рубля и приберегает до встречи, но признаться в этом сейчас было стыдно.

— Вкладываешь! — презрительно протянул Суслик, переходя на свистящий шепот. Вдали на аллее он заметил гуляющих. — Твои вклады мизерные, они ничего не значат. Сколько твой отец зарабатывает? А я? Арифметику знаешь? Подсчитай.

— Мне отец свою зарплату не дает. — Виктор начал злиться.

— Тогда надо самому доставать.

— Это где же?

— Где хочешь. Гулять любишь? Привыкай и саночки возить.

В словах Суслика была доля правды. Виктор молчал. Иногда в компании Суслика и Старинова он вытаскивал из кармана свои маленькие сбережения и смущался. А они больше не требовали. Суслик цепко хватал деньги и говорил: «Хватит. У нас есть». А теперь у него, наверное, безвыходное положение, если он так настойчиво требует.

— Сколько тебе надо? — спросил Виктор.

— Триста рублей. Вчера совсем израсходовался, сам знаешь.