Лейтенант Хорнблауэр. Рука судьбы

Прежде чем продолжить, Бакленд украдкой огляделся. Жалко было видеть, как первый лейтенант линейного корабля озирается, боясь, что его подслушают. Но Хорнблауэр и Уэллард стояли по другую сторону штурвала. На полуюте штурман вел занятия по навигации: мичманы с секстанами проводили полуденные наблюдения.

– Он сумасшедший, – сказал Бакленд так тихо, как позволял северо-восточный ветер.

– Мы все это знаем, – ответил Робертс.

Буш ничего не сказал. Он не хотел себя компрометировать.

– Клайв пальцем не шевельнет, – сказал Бакленд. – Дурак набитый.

Клайв был судовым врачом.

– Вы его спрашивали? – поинтересовался Робертс.

– Пытался. Но он не скажет ни слова. Он боится.

– Ни с места, джентльмены, – вмешался резкий голос – хорошо знакомый голос капитана.

Он раздавался на уровне палубы у самых их ног. Все три офицера вздрогнули от изумления.

– Налицо все признаки вины, – гремел голос. – Вы свидетель, мистер Хоббс.

Офицеры оглянулись. Световой люк капитанской каюты был приоткрыт, и капитан глядел на них в щелку; видны были только его нос и глаза. Росту он был высокого и, став на что-нибудь, на книги или на скамеечку, сумел заглянуть за комингс светового люка. Замерев, офицеры ждали. Еще одна пара глаз выглянула из светового люка. Они принадлежали Хоббсу, исполняющему обязанности артиллериста.

– Ждите, пока я подойду к вам, джентльмены. – После слова «джентльмены» капитан фыркнул. – Очень хорошо, мистер Хоббс.

Оба лица исчезли из светового люка. Офицеры едва успели обменяться отчаянными взглядами, как капитан уже поднялся по трапу.

– Я полагаю, это мятежная сходка, – сказал капитан.

– Нет, сэр, – отвечал Бакленд.

Все, кроме категорического отрицания, было бы признанием вины – вины, способной затянуть веревки на их шеях.