Лейтенант Хорнблауэр

– Все в порядке? – спросил капитан наконец, как бы извиняясь, что лезет в чужие дела, принужденный к этому наступившей тишиной.

– Да, сэр. – Хорнблауэр вертел бокал длинными нервными пальцами; Бушу казалось, что каждый палец длиной в фут. – Он назначил меня капитан-лейтенантом на «Возмездие».

Хорнблауэр сказал это тихо, но его слова в тишине каюты произвели эффект пистолетного выстрела.

– Господи Боже мой! – воскликнул капитан. – Вот и тост. За нового капитан-лейтенанта! Трижды ура в его честь!

Буш от души крикнул «ура!»

– Хорнблауэр, старина! – сказал он. – Хорнблауэр, старина!

Буш несказанно обрадовался этой новости. Он наклонился и похлопал Хорнблауэра по плечу. Он знал, что его лицо – одна сплошная улыбка, и потому склонил голову набок и лег локтем на стол, чтоб Хорнблауэр мог насладиться ей в полной мере.

Бакленд со стуком поставил бокал на стол.

– Будьте вы прокляты! – сказал он. – Будьте вы прокляты!

– Полегче! – поспешно произнес капитан. – Давайте нальем бокалы. До краев, мистер Бакленд. За нашу Родину! Великая Англия! Владычица волн!

Гнев Бакленда утонул в новом потоке вина, а позже печаль одолела его, и он тихо зарыдал, сидя за столом, и слезы катились по его щекам. Но Буш был слишком счастлив, чтоб омрачаться горестями Бакленда. Он всегда вспоминал этот обед как один из лучших, на которых ему случалось присутствовать. Он даже помнил улыбку Хорнблауэра в конце обеда.

– Мы не можем отправить вас в госпиталь сегодня, – сказал Хорнблауэр. – Лучше вам эту ночь поспать в своей койке. Позвольте мне отвести вас туда.

Это было очень здорово. Буш двумя руками обхватил Хорнблауэра за плечи и пошел, волоча ноги. Неважно, что ноги не слушались, ведь у него была поддержка. Хорнблауэр – лучший человек в мире, что Буш и объявил, исполнив «Горацио – парень, что надо», нетвердой походкой идя по коридору. Хорнблауэр опустил его в качающуюся койку и широко улыбнулся. Бушу пришлось уцепиться за края койки: он немного удивился, что судно, стоящее на якоре, так сильно качает.

XVII

Так Хорнблауэр оставил «Славу». Он получил вожделенное повышение, и теперь у него было много дел: надо было подготовить «Возмездие» к плаванию и организовать небольшую, только что набранную команду. Буш иногда видел его и смог уже на трезвую голову поздравить с эполетом. Эполет на левом плече был отличительным признаком капитан-лейтенанта, одного из тех счастливцев, для кого боцманматы свистят в дудки, когда он поднимается на борт, и кто может с надеждой глядеть в будущее, ожидая назначения капитаном. Буш называл его «сэр», и даже в первый раз это не показалось ему неестественным.

За последние несколько недель Буш узнал много такого, чего не замечал за все годы своей службы. Эти годы прошли в море, среди морских опасностей, среди постоянно меняющихся ветра и погоды, больших глубин и мелей. Он служил на линейных кораблях, где на неделю в море приходилось лишь несколько минут боя, и постепенно утвердился в мысли, что главное требование к флотскому офицеру – опыт практического судовождения. Разбираться в бесчисленных деталях управления судном, не только уметь вести его под парусами, но и знать все мелкие, однако важные хитрости, касательно тросов и канатов, помп и солонины, сухой гнили и Свода Законов Военного Времени – вот и все, что нужно. Но теперь он узнал, что не менее важны и другие качества: смелая и в то же время осторожная инициатива, мужество не только телесное, но и душевное; тактичное умение заставить и начальство, и подчиненных делать, что считаешь нужным, изобретательность и сообразительность. Военный флот должен воевать, и командовать им должны воины.

И хотя осознание всего этого примирило Буша с возвышением Хорнблауэра, по иронии судьбы он немедленно погрузился с головой в мелкие дела самого низменного свойства. Он вступил в борьбу с миром насекомых: пленные испанцы за шесть дней пребывания на борту заразили судно всевозможными паразитами. Блохи, вши и клопы расплодились повсюду; на деревянном судне, набитом людьми, да к тому же в тропиках, они благоденствовали. Пришлось обрить головы и прожарить койки. В отчаянной попытке одолеть клопов заново красили древесину – и каждый раз безуспешно – через два дня клопы появлялись вновь. Даже тараканы и крысы, всегда обитавшие на судне, казалось, размножились и стали вездесущими.

По несчастному стечению обстоятельств пик его озлобления совпал с выплатой призовых денег за захваченные в Самане суда. Сто фунтов, которые надо потратить, двухдневный отпуск, предоставленный ему Когсхилом, и Хорнблауэр свободен в это же самое время. Эти два безумных дня Хорнблауэр с Бушем посвятили тому, чтобы потратить по сто фунтов на сомнительные удовольствия Кингстона. Два диких дня и две диких ночи, после которых Буш вернулся на «Славу» помятый и шатающийся, мечтая поскорее оказаться в море и прийти в себя. А когда он вернулся из первого плавания под командованием Когсхила, Хорнблауэр пришел попрощаться.

– Я отплываю завтра утром с береговым бризом, – сказал он.

– Куда, сэр?

– В Англию, – сказал Хорнблауэр.