Лейтенант Хорнблауэр

Форт взорвался фонтаном дыма, в небо взлетели обломки каменной кладки. Через мгновение прогремел взрыв. Подрывники, покидая форт, подожгли огнепроводный шнур, и теперь две тонны пороха, взорвавшись, сделали свое дело. Крепостной вал и бастионы, сторожевая башня и орудийная платформа – все превратилось в руины. Под крутым склоном, у кромки воды, уже лежало то, что осталось от пушек – цапфы взорваны, дула расколоты, в запальные отверстие забиты клинья. Когда повстанцы вступят в форт, они не смогут восстановить оборону бухты – батарея на косе тоже взорвана.

– Похоже, что все разрушено окончательно, сэр, – сказал Буш.

– Да, – ответил Бакленд. Он в подзорную трубу рассматривал руины, постепенно проступавшие сквозь дым и оседавшую пыль. – Будьте любезны, подготовьтесь выбирать, якорь, как только поднимут шлюпку.

– Есть, сэр, – сказал Буш.

Опустив шлюпку на ростр-блоки, матросы встали к шпилю и с трудом подтащили судно к якорю, затем паруса были отданы, якорь поднят. С обстененным грот-марселем судно немного продвинулось кормой вперед, потом руль положили на борт, матросы выбрали шкоты передних парусов, и судно повернулось. Рулевой поспешно крутанул рукоятки штурвала, обрасопленные марсели надулись ветром, и корабль легко двинулся по волнам, слегка кренясь под ветром и вспенивая море водорезом. Он шел в крутой бейдевинд чтоб пройти на ветре мыс Энганьо. Кто-то на баке закричал «ура!», и через мгновение вся команда уже вопила что есть мочи – «Слава» покидала арену своего торжества. Призы подняли якоря вместе с ней, их команда тоже кричала «ура!». Буш в подзорную трубу различил Хорнблауэра на палубе «Ла Гадитаны», большого приза с полной корабельной оснасткой. Хорнблауэр махал шляпой.

– Я спущусь вниз, сэр, проверю, все ли в порядке, – сказал Буш.

Возле мичманской каюты стояли часовые-пехотинцы с примкнутыми штыками и заряженными ружьями. Изнутри до Буша донесся дикий гомон. Туда загнали пятьдесят женщин и почти столько же детей. Это плохо, но пока корабль не тронется, их придется держать взаперти. Позже можно будет выпустить их на палубу, возможно – партиями, размяться и подышать воздухом. Люки нижней пушечной палубы были закрыты решетками, возле каждой решетки дежурил часовой. Сквозь решетчатые люки шел запах человеческих тел: внизу были заперты четыреста испанских солдат в условиях ненамного лучших, чем на невольничьем судне. Они там всего с рассвета, а вонь уже чувствуется. Надо будет устроить, чтобы мужчины, как и женщины, партиями выходили подышать. Это означало бесконечные хлопоты и предосторожности, Буш и так уже потратил немало времени, чтоб наладить снабжение пленных едой и питьем. Но все емкости для воды были заполнены, и с берега на судно привезли две полных шлюпки ямса. Если ветер, как ожидалось будет дуть постоянно, путь до Кингстона займет меньше недели. Тогда все сложности останутся позади, и пленных можно будет сдать военным властям – наверное, пленные будут рады не меньше Буша.

На палубе Буш снова поглядел на зеленые холмы Санто-Доминго с правого борта. «Слава» шла вдоль них в крутой бейдевинд, здесь же, с подветренной стороны от нее, согласно приказу, Хорнблауэр вел под малыми парусами три приза. Несмотря на то, что дул свежий семиузловый ветер и «Слава» несла все паруса, три суденышка при желании легко могли бы ее обогнать. Способность каперов настигать добычу и уходить от врагов зависела от того, насколько быстро они могут идти против ветра. Хорнблауэр мог бы быстро оставить «Славу» за кормой, но ему было предписано держаться в пределах видимости с подветренной стороны, чтобы «Слава», в случае нападения неприятеля, могла прийти на выручку. Призовые команды были немногочисленны, и, так же, как на «Славе», у Хорнблауэра было задраено внизу столько пленных, сколько он мог охранять.

Как только Бакленд поднялся на шканцы, Буш отдал ему честь.

– С вашего разрешения, сэр, я бы начал выводить пленных, – сказал он.

– Пожалуйста, мистер Буш, делайте, что сочтете нужным.

Женщин – на шканцы, мужчин – на главную палубу. Очень сложно было объяснить им, что они будут гулять по очереди. Те женщины, которых выводили на палубу, вообразили, будто их навсегда разлучают с остальными; их вой никак не вязался с чинным порядком, приличествующим шканцам линейного корабля. А дети и вовсе не понимали, что такое дисциплина, – они с визгом разбегались во все стороны, смущенные матросы ловили их и возвращали матерям. Другие матросы были заняты тем, что носили пленным воду и еду. Буш, разрешая одну за другой валившиеся на него проблемы, счел, что жизнь первого лейтенанта прежде казавшаяся ему недостижимым раем – хуже собачьей.