Еще не видя их, он услышал их голоса: «
– Боже мой! Что такое, что случилось?
Он никогда еще не видел Тагаран в таком смятении: лицо мокрое от слез, губы дрожат. Она надрывно втягивала в себя воздух и тряслась, точно загнанная лошадь. У нее на руке и на боку Рук заметил ярко-красные подтеки крови.
Она выдохнула целый поток слов, из которых Рук не разобрал ни единого.
– Заходите, ну же, погрейтесь!
Он расстелил на полу одеяло, подбросил хвороста в очаг. В хижине было небогато, но он налил им по чашке воды, отыскал старую зачерствевшую галету – свой скудный ужин – и дал каждой по кусочку, оставив себе на один укус. Тугеар сидела, обхватив руками колени, и рыдала, не притрагиваясь ни к еде, ни к воде.
Тагаран сделала глубокий вдох, стараясь успокоить дыхание, и вдруг громко икнула, потом еще раз. Криво улыбнувшись, она начала что-то говорить, но снова икнула, и самое страшное враз миновало: рассмеявшись, Тугеар принялась стучать Тагаран по спине, пока та не подняла локоть, давая понять, что уже хватит.
– Ну, теперь рассказывайте. Что случилось? В чем дело?
Тугеар и Вороган взглянули на Тагаран. Она принялась объяснять, но чересчур спешила. Рук уловил лишь слова «белый человек», остальное было не разобрать.
– Я не понимаю, – сказал он. –
–
Тагаран старательно изображала чье-то рассерженное лицо, размахивая рукой вверх и вниз. Рук словно видел это своими глазами, совсем явственно – какой-то разъяренный морпех или зарвавшийся каторжанин. На мгновение перед его внутренним взором возникли могучие плечи Бругдена, его занесенный для удара кулак.
Тагаран показала, что от побоев у нее на руке осталась длинная ссадина и болел палец, а на спине у Тугеар красовался продолговатый покрывшийся каплями крови синяк, похожий на след от палки. Тагаран подняла на Рука взгляд, полный боли и ярости.
Бережно взяв ее ладонь в свою, он осторожно согнул поврежденный палец, следя за выражением ее лица. Перелома не было, но он опух. Рук взял другую ее руку и сравнил опухший палец с остальными. Он действовал осторожно, стараясь не дотрагиваться до больного места, но Тагаран отдернула руку.
–
В ее голосе слышался упрек, хотя вряд ли он причинил ей боль.
Рук наклонился, чтобы получше разглядеть ссадину на спине у Тугеар, но та испуганно съежилась. Она не поворачивала к нему лица.
–
Не глядя на него, она пробормотала:
–
Тагаран показала на ссадину, будто Рук ее не видел или не понимал, что девочке больно.
–
Рук невольно вспомнил о другом человеке, которого недавно били по спине у него на глазах.
Видела ли это Тагаран? Вряд ли. Но что-то в том, как она себя вела, подсказало ему, что слухи до нее дошли. Он не решался смотреть ей в глаза.
Тагаран снова взялась объяснять, что случилось, еще выразительнее размахивая руками. От ярости она едва не срывалась на крик.
Потом уставилась на него.
Рук знал, чего она хочет. Чтобы он стал задавать вопросы: «Кто это сделал? Почему? Где он сейчас?» Чтобы разделил ее негодование, надел мундир, пошел в поселение и разобрался с тем белым человеком, что их избил.
Но Рук чувствовал внутри тяжесть, не в силах переварить случившееся, будто съел что-то не то.
–
Но он знал, что в его голосе злости не слышно. Только щемящую неохоту, уклончивость.
–
– Нет! Нет, конечно, не на вас!
Она поняла его столь превратно, что он удивленно поднял на нее взгляд. Встретившись с ней глазами, он понял: она задала этот вопрос лишь для того, чтобы он на нее посмотрел.
–
Он и подумать не мог, что однажды ему захочется понимать чуть меньше.
Это уже не урок иностранного языка. А разговор. Впервые они с Тагаран оказались по одну сторону языкового зеркала и просто разговаривали. Оба понимали друг друга. Стоит двум людям овладеть общим языком, за ним уже не спрятаться.
–
–