Лейла (ЛП)

— Я знаю, что мы летим в Небраску, — отвечает она. — Понятия не имею, что там.

— Мы не останемся в Небраске. Там ближайшая пересадка до места назначения.

Мой ответ должен был стать подсказкой, но Лейла не улавливает ее. Она берет бутылку воды, стоящую между наших кресел, и открывает.

— Надеюсь, там можно расслабиться. У меня нет настроения для приключений.

Я сдерживаю смех. Чего она ожидает? Что после затяжного лечения я повезу ее лазать по горам или сплавляться по реке?

Ей через многое пришлось пройти, а я подчас чрезмерно ее опекаю, но мало-помалу нам удается возвращаться к прежней жизни. Невозможно, пережив подобное потрясение, немедля обрести прежнюю жизнерадостность, и нам еще многое предстоит, но я убежден, что со временем все вернется на круги своя.

Лейла достает телефон из сумочки и убирает ее под сиденье.

— Надо снять тебя в самолете и выложить фото, — говорит она, наводя на меня камеру.

Я улыбаюсь, но Лейла качает головой, давая понять, что сейчас мне улыбаться не нужно. Сделав снимок, она загружает его в фоторедактор.

После случившегося мысль о славе неизбежно отзывается горечью. Лейла бы не пострадала, если бы не соцсети.

Закончив обрабатывать фотографию, Лейла показывает ее мне. Я всегда одобряю ее снимки. Честно говоря, мне все равно, что она выкладывает. Я реагирую на фото одобрительным кивком, но, заметив хэштеги, издаю непроизвольный стон. «Певец», «музыкант», «ЛидсГабриэль», «модель».

— Модель? Лейла, ты серьезно? Я музыкантом пытаюсь стать или инфлюенсером?

— В наши дни одно без другого никак. — Она выкладывает фотографию со всеми хэштегами.

— Раньше MTV называли погибелью для уродливых музыкантов, — бормочу я. — Ничего подобного. Инстаграм — вот настоящая старуха с косой.

— Тем лучше, что ты обладатель такой внешности, — отвечает она и, чмокнув меня в нос, убирает телефон обратно в сумку.

Я перевожу свой в автономный режим и кидаю в карман на спинке стоящего впереди кресла. С ужасом жду неизбежную череду снимков, которые Лейла заставит меня сделать до конца дня. Понимаю, что должен быть благодарен ей за то, что она желает мне успеха. Вот только теперь это вызывает мерзкие ощущения. Новость о случившемся с нами попала в газеты и облетела весь Нэшвилл, принеся мне небольшой рост продаж и большой приток подписчиков, коих стало больше десяти тысяч. Но я невольно чувствую, будто зарабатываю на случившемся с ней несчастье.

Чувствую себя продажной шкурой, которой и продавать-то нечего.

Самолет приходит в движение, и Лейла начинает нервно теребить подол юбки. Она уже выпила обе бутылки воды.

Нападение сильно изменило ее. Оно изменило нас обоих.

Она многого лишилась из-за меня. Потеряла несколько месяцев жизни. Уверенность в себе и чувство безопасности. А взамен получила тревожное расстройство, зависимое положение, ночные кошмары, панические атаки и потерю памяти. Больше нет беззаботной и уверенной в себе девушки, в которую я влюбился. Теперь рядом со мной сидит та, кому будто бы не по себе в собственном теле.

Будто все ее душевные силы погребены под слоями зарубцевавшихся шрамов.

Быть может, именно по этой причине я отвел Лейле роль менеджера, пока она выздоравливает. И делаю все, что она скажет, потому что лишь моя карьера придает ее жизни смысл. Позволяет отвлечься от произошедшего.

Возможно, она пытается пережить случившееся с ней несчастье, оборачивая во благо то, что послужило ему причиной. Пострадали все сферы нашей жизни, кроме моей карьеры. Лейла считает, что нам повезло иметь эту кроху позитива. Мне не хочется лишать ее этого, но вместе с тем я тоскую по тем дням, когда она не относилась к моей карьере так серьезно. Когда подговаривала меня уйти из группы и стать счастливым по-своему. Когда забирала у меня из рук гитару, чтобы забраться ко мне на колени. Мне не хватает тех дней, когда ей было безразлично, что публиковать на моей странице в инстаграм.

Но больше всего мне не хватает возможности быть самим собой рядом с ней. В последнее время я ощущаю, что все больше отдаляюсь от того, кем был, и становлюсь тем, в ком она нуждается.

— Уже можно отстегнуть ремень? — уткнувшись в рукав моей рубашки, спрашивает Лейла. Она крепко сжимает мою руку. Признаться честно, я даже не заметил, как мы тронулись с места. В последнее время я больше пребываю в собственных мыслях, чем в реальности.

— Еще нет.

Как же сильно она, должно быть, нервничает, раз не может сама посмотреть на знак «Пристегнуть ремни безопасности». Обхватив ее лицо ладонью, я целую ее в волосы. Лейла пытается не подавать виду, но приступ тревоги не проходит незаметно. Я все вижу в ее поведении. В том, как она сжимает ткань платья. Как стискивает челюсти. Даже в том, как мечется ее взгляд в общественных местах, будто она ждет, что кто-то набросится на нее из-за угла.