Лейб-гвардии поручик

В тюрьме Лабунского поместили в камеру, в которой содержалось больше двадцати человек. Большинство бывшие офицеры русской армии. Многие пробирались на юг дабы присоединиться к Корнилову и взяться за оружие в войне против большевиков. Но взятие красными Ростова помешало их планам.

– Еще один, господа! – приветствовал корнета среднего роста молодой офицер. – Кто будете?

Офицер был не старше самого Лабунского, лет 25-27.

Петр представился:

– Корнет Лабунский.

– Корнет? Изволили служить в кавалерии?

– Лейб-гвардии Уланский Её Императорского Величества Государыни императрицы Александры Федоровны полк. С марта 1917 года просто лейб-гвардии 1-й уланский полк.

– Поручик Штерн из лейб-гвардии Кексгольмского полка.

– Подпоручик Иванов-Второй. 32-й пехотный полк.

– Штабс-капитан Рогов, 12-й драгунский полк. Прошу представиться полковнику.

Полковником оказался пожилой мужчина в очках. На его потертом френче все еще красовался значок академии генерального штаба.

– Генерального штаба полковник Петров.

– Лейб-гвардии уланского полка корнет Лабунский.

– Как попали в Ростов, корнет?

– Пробирался на юг в земли свободные от власти большевиков. И вот попался.

– И как же попались, корнет? На вас нет знаков различия. И шинель солдатская.

– Меня опознали на вокзале, – честно признался Лабунский.

– Вас? – удивился поручик Штерн. – В таком виде? Вы не генерал Корнилов, сударь.

– И тем не менее. Меня опознали, поручик. Сам удивился такому повороту. На вокзале в Ростове, как только вышел из вагона, натолкнулся на знакомого. Знакомую.

– Женщина? – спросил полковник.

– Анна. Я знавал её еще в гимназические годы, господа.

Поручик Штерн удивился:

– Анна Губельман?

– И вам она знакома?

– Кто здесь её не знает, корнет. Сам Троцкий писал об этой женщине в какой-то большевистской газетёнке. Назвал её «валькирия революции».

– Валькирия? Это так похоже на Анну, – сказал Лабунский.

– Хотя здесь у неё менее звучное прозвище, корнет. Аня в кожаных штанах, – сказал кто-то из офицеров.

– Но откуда у вас такие знакомства, корнет? – снова спросил поручик Штерн.

– Из прошлой жизни, поручик. Тогда она была ученицей женской гимназии Чвалинской и не носила кожаной куртки и галифе. Милая была девушка.

– Ныне она правая рука местного живодера Шамова. Знаете кто этот персонаж, корнет?

– Впервые слышу, поручик.

– Шамов комиссар по борьбе с нами.

– С нами?

– Они называют это контрреволюцией. Шамов нечто вроде главного жандарма в Ростове. Пачками подписывает смертные приговоры. В здешних подвалах расстреливают трижды в неделю.

– Но я не принимаю участия в войне, господа. Я имею желание покинуть Россию.

– Сбежать? – спросил полковник.

– Можно сказать и так, господа. Я офицер русской армии и присягал царю и отечеству. А поскольку царя больше нет, то я свободен от присяги.

– А Отечество, корнет? – спросил полковник.

– Отчество? Империи Российской больше нет.

– Империи нет, но Россия осталась. Вы кто по убеждениям?

– Монархист, – сразу признался Лабунский. – Верой и правдой служил царю нашему. Затем присягал Временному правительству. Хоть, признаюсь, без особого энтузиазма. Но и оно рухнуло. Большевикам не присягал. Они распустили старую армию, и я волен в своей жизни.

– Вольны? – спросил Лабунского офицер среднего возраста со шрамом на щеке. – Вы в тюрьме чрезвычайки. И отсюда выходят только вперёд ногами. Или прикрепив красную звезду к фуражке.

– Что это значит?

– Красным нужны офицеры. И особенно офицеры кавалерии, корнет. Штабс-капитан Игнатьев.

– И вы согласны им служить, штабс-капитан?

– Мне дали время подумать. Как и всем нам.

Двери камеры отворились и конвоир крикнул:

– Лабунский!

– Здесь! – отозвался Петр.

– На выход.

– Похоже, что ваша знакомая решила вас сразу поставить к стенке, корнет, – подвел итог штабс-капитан Игнатьев.

– Нет, – сказал поручик Штерн. – Сегодня они не расстреливают. Допрос.

Лабунский вышел из камеры и его доставили в кабинет к Анне Губельман…

***

– Садись, Петр. Нам есть о чем поговорить.

Корнет сел на стул. Анна удалила конвоира. Они остались вдвоем.

– Подумать только! Петр Лабунский! Тогда в парадной форме лейб-улана ты свел с ума всех гимназисток женской гимназии Чвалинской.

– Ты помнишь?

– А ты?

– Ту нашу встречу? Ты тогда была так красива в своем платье и фартуке гимназистки.

– А теперь?

– Ты изменилась.

– Признаюсь тебе, Пётр, что никак не могла рассчитывать на нашу встречу. А ведь я сразу узнала тебя. Сразу. Как только увидела. Наверное, от того, что когда-то мечтала о нашей встрече.

– Я тоже, Анна, на фронте думал о том, что мы встретимся.

– Не хитри! Ты и не вспоминал обо мне, Петр.

– Вспоминал. С чего мне хитрить сейчас? На вокзале я сразу узнал тебя.

– Потому и хотел сбежать? – усмехнулась Анна.

– Не ждал тебя увидеть в кожаной куртке и фуражке со звездой.

– Не думал, что я пойду служить революции?

– Ты дочь богатого торговца, Анна. У твоего отца было пять магазинов.

– Семь, – поправила его Анна. – Но это в прошлом. Мой отец эмигрировал вместе с мамой и моей младшей сестрой. А я присоединилась к народу.

– К народу?

– Только не нужно сейчас спорить о политике, Петр.

– Что будет со мной теперь?