Лейб-гвардии майор

На привалах разбивался палаточный лагерь, выставлялись караулы. Капралы, пользуясь каждой минутой передышки, учили солдат.

По моей просьбе миниховская «Экзерциция пеша» была напечатана большим тиражом и разослана в войска. Это позволило избежать разночтений. Еще недавно в полках гуляли рукописные версии, среди которых не было ни одной одинаковой. Понятно, что об единообразии обучения тогда приходилось только мечтать. Теперь эта проблема решена. Петербургские типографии еще никогда не сталкивались со столь масштабным заказом, но все же смогли выполнить его в положенный срок. Каждый обер-офицер получил в пользование тоненькую книжицу устава. Только за это я мог с чистой совестью гладить себя по пузу.

На время отдыха офицеры селились в ближайшей деревне, в лагере оставались только дежурные. Ранним утром все собирались в штабной палатке, где Бирон или замещавший его премьер-майор Гампф «нарезали» задачи.

В один из таких дней я решил выполнить обещание и заглянуть на огонек к принцу.

Солнце клонилось к закату, все поручения выполнены. Набегался сегодня всласть, подметки горели и грозили отвалиться. Никогда бы не подумал, что должность адъютанта доставляет столько хлопот. По сути, я был ушами и глазами командира батальона: адъютанту полагалось находиться одновременно в двух-трех разных местах, обо всем знать, ничего не забывать. Но вроде пока справляюсь, и справляюсь неплохо. Неугомонный Бирон даже устал придумывать новые задания. Грех не воспользоваться благоприятным случаем и не отпроситься на часик-другой.

Узнав, что я хочу нанести визит вежливости принцу, Густав Бирон задумался. Пока он складывал в уме два и два, пришлось стоять перед ним навытяжку с зажатой под левой мышкой офицерской каской. Все строго по уставу. Пусть отношения у нас были лучше некуда, я хорошо понимал, что есть грань, переступать через которую не стоит. Подполковник ценил во мне это качество.

Поначалу я опасался, что он не одобрит сближения с Антоном Ульрихом. Вполне естественно, я и сам на его месте не обрадовался бы: какому начальству нравится, когда подчиненные посматривают в другую сторону? Но мне повезло. Обстоятельства и на этот раз сложились – лучше не придумаешь. Вспомнились слова Кирилла Романовича о моем зашкаливающем потенциале самореализации. Термин для русского уха жутко корявый, в переводе на нормальный язык означает, что если я начну биться головой в стену, то пробью в ней дырку. Фигурально выражаясь.

В итоге подполковник лишь одобрительно хмыкнул. Более того, лично благословил на дружбу с высокопоставленным отпрыском. Причины столь широкого жеста лежали на поверхности. Еще в Петербурге братец моего непосредственного начальника намекал, что за принцем надо присматривать. Простодушный Густав двусмысленности не уловил и решил, что речь идет всего лишь о безопасности порфироносной персоны.

Подполковник оглядел меня с головы до ног и пришел к выводу, что почти двухметровая туша Дитриха фон Гофена защитит принца лучше любой кирасы. Нашелся и подходящий предлог для визита.

– Ступайте, мой друг. Заодно прихватите подарок для его высочества. – Бирон протянул мне небольшой сверток. – Здесь пара офицерских перчаток нового образца для Бевернского кирасирского полка. Его сиятельство, граф Миних, просили передать их принцу. Думаю, подарок еще сильнее расположит к вам его высочество.

Густав был прав. Принц оказался идеальным полковником, о таком командире кирасиры могли только мечтать. Он бредил службой, вникал во все детали. Сейчас Антона Ульриха очень заботила новая форма Бевернского полка. Образец перчаток был весьма кстати.

Свита принца заняла несколько домов в деревушке. Саму августейшую особу поселили у старосты. Условия, конечно, не королевские, однако ночевать в чистой и протопленной избе куда предпочтительней, чем в холодной карете или в палатке. Тем более что зима долго не желала сдаваться: если днем согревало солнце, то по ночам подмораживало. На лужах появлялась корка льда, к обеду она таяла.

Избу принца охраняли два гренадера-преображенца. Бирон узнал от меня о недавней истории с застрявшей каретой и разбавил эскорт принца солдатами, способными выручить из любой беды.

Они без проблем пропустили меня к его высочеству. Очевидно, на мой счет имелись конкретные указания.

Я вошел в избу и поразился сюрреалистичности представшей картины. Немецкий принц лежал на деревянной лавке, свесив босые ноги, и слушал камердинера, читавшего вслух пухлый французский роман. Не каждый день увидишь такое. Обычно с особами королевской крови ассоциируется возведенная в абсолют роскошь, а тут по-нашему, по-простому: неструганая лавка, на ней босоногий парнишка в длинной рубахе. С потолка сыплются тараканы, за стеной хрюкают поросята, тяжело возится и вздыхает тучная корова. И пахнет отнюдь не фиалками.

Я доложился, с большим трудом скрывая улыбку.

Появление гостя обрадовало Антона Ульриха.

– Я начал думать, что вы обо мне забыли, барон.

– Служба, ваше высочество.