Лейб-гвардии майор

Мы с гиканьем пронеслись мимо толпы опешивших староверов, не ожидавших от нас такой прыти. Вдруг Чижиков замедлил ход, развернул коня и, что было сил, прокричал:

— Простите нас, люди добрые!

Глава 5

— Н-но, милая, не выдавай!

Быстро, еще быстрее, пока никто не опомнился, не организовал погоню, не заставил губить невинные христианские души. На сегодня смертей достаточно. Михай утолил жажду крови, насытился, а я… я не хотел убивать. Это только в кино убийство выглядит просто и эффектно. В реальной жизни есть место моральным терзаниям, совести, наконец.

— Господин сержант, я тута! Погодите меня!

Конный Михайлов вылетел из кустов, присоединился к кавалькаде. Мы понеслись дальше, на безопасное расстояние, прекрасно понимая, что староверы если и начнут погоню, то надолго их не хватит. Да и вояки они еще те. Будут ожесточенно драться только в том случае, если другого выхода нет, когда припрут к стенке и ничего другого не останется.

Я вновь ощутил прилив сил, стало легко и радостно, будто не остались позади трупы, брошенные в горящем доме. Задание выполнено, теперь надо как можно быстрее преодолеть границу и назад, в Россию. За время, проведенное в Польше, я успел соскучиться по родине. Здесь все чужое, не мое. А дома… дома и стены помогают.

— Ляхи! — вдруг закричал Чижиков, сбивая ход моих мыслей.

— Где?

— Да вот же они, смотрите! Лихо несутся, собачьи дети.

Было темно, но тут луна-злодейка вышла из облаков. Округа оказалась как на ладони.

Впереди мчались всадники, в которых с легкостью угадывались поляки. Я прикинул количество, навскидку выходило дюжины две ляхов, может, больше. Расстояние стремительно сокращалось, избежать столкновения лоб в лоб не представлялось возможным. Мы неслись в узком лесном коридоре, при всем желании не разъехаться. Заблестели клинки сабель. Ни ружей, ни пистолетов, паны в своем репертуаре. Только остро отточенные клинки, способные развалить человека вместе с седлом. Еще немного и начнется рубка. Жаль, а ведь так хорошо начиналось! Нет, с такой оравой нам не сдюжить.

— Стой, — крикнул я во всю мощь легких. — Прочь с коней. На землю, гренадеры.

Мы спешились. Пан Дрозд с недоумением смотрел на приготовления. Он не знал, что мы гренадеры, не понимал, чего от нас ждать. Жилы вздулись у него на лбу, в глазах застыло изумление.

— Гранаты к бою, — скомандовал я.

Мы действовали как на учениях: четко, слаженно, будто нет впереди ощетинившейся саблями оравы, словно вместо сверкающей стали нас ждут ужин и теплая постель.

— Гренадеры, бросай с упреждением.

Запрыгал, заискрился фитиль бомбы, я бросил что было сил заряд, стараясь подгадать время взрыва, чтобы рвануло не сразу, с задержкой. В таком случае мы выиграли бы лишнее время. Расчет оказался точным: снаряд угодил под копыта первых лошадей. Взметнулся клубок черного дыма. Кто-то отчаянно завопил, будто попал на раскаленную сковородку. Душераздирающий свист разлетающихся осколков, дикое конское ржание, шум падения и треск ломающихся костей. Вопль радости вырвался у меня из груди.

Чижиков кинул одновременно со мной. Рванула вторая бомба, третья — брошенная Михаем.

— И эх! — теперь Михайлов метнул гранату с такой легкостью, будто она весила как пушинка.

— Моя очередь, — выдвинулся вперед Карл. Он поджег фитиль, бросил.

Отряд поляков вновь окутало черным туманом, правда, ненадолго. Порыв ветра быстро развеял клубы дыма. В рядах нападавших началась свалка. Творилось нечто невообразимое. Я видел, как раненые лошади пытаются сбросить седоков, бросаются из стороны в сторону, падают. Как окровавленные всадники в бессильной ярости стараются прорваться, но у них ничего не выходит. Узкая дорога стала смертельной ловушкой.

— Теперь палим из всего, что стреляет, — закричал я, хватаясь за пистолеты.

Картина Репина маслом — избиение младенцев. Бух, свинцовое жало вылетело из ствола, нашло жертву. Мертвый поляк свесился с лошади, выпустил саблю. Я взялся за второй пистолет, не целясь, нажал на спусковой крючок. Руку подбросило, пуля чиркнула по кроне деревьев, посыпались листья. Драгоценный заряд пропал впустую. На миг стало обидно. Это ведь не кино, где какой-нибудь Рэмбо полфильма лупит из пистолета, не меняя обоймы. Это жизнь, где патроны заканчиваются, а вместо клюквенного морса течет взаправдашняя кровь.

— Твою мать! — выругался я, отбросив ненужные пистолеты, и стал снимать с плеча карабин.

Чижиков, стоя на колене, бил в людскую массу. Мы устроили на дороге кучу малу, в которой смешались живые и мертвые. Уцелевшие поляки отстреливались, но как-то вяло. Они явно не ожидали, что получат сильный отпор. Однако их все равно оставалось слишком много. Некоторые, спешившись, пытались к нам пробиться и, только летящие пули сдерживали их натиск. Я пожалел, что под руками нет пулемета. Хоть бы какой-нибудь завалящий «Максим». Я бы тогда скосил всех к такой-то бабушке. Однако технический прогресс еще не продвинулся столь далеко, и люди уничтожали себе подобных с помощью куда более примитивных приспособлений.