Лэя

— Я не дам ей колдовать. Пусть она и сильней, но чем ближе к Венле, тем мне легче будет сопротивляться. Только свяжите ей на всякий случай руки и ноги, чтобы не могла напасть на меня.

— Хорошо, но ответственность за пленение королевской особы ложится на тебя, монах! — Капитан, кажется, нашел для себя лазейку и уже уверенным тоном скомандовал Лэе: — Ввиду осложнившейся обстановки я по указанию монаха инквизиции вынужден связать вам руки и ноги, ваше высочество. Про…

Договорить он не успел. Лэя превратилась в молнию и нанесла сокрушительный удар по гортани капитана. Не останавливаясь, за доли секунды она послала еще одного сэйла в состояние полного выпадения из реальности, но вдруг встала как вкопанная.

— Стой! — остановил разбушевавшуюся фурию крик солдата, стоящего у двери.

Девушка с отчаянием смотрела на нож Хлюпа, приставленный к его же горлу. По испуганным глазам вояки было видно, что он не шутил.

— Еще движение, и я режу!

Лэя сникла, понимая, что не успеет ничего сделать. Она стояла, опустив голову и потирая ушибленные руки. Могла и сильнее ударить, но неизвестно еще, сломала бы она гортань капитану или себе кисть — пока не хватало подготовки и тем более холодной жестокости, чтобы, к примеру, вырвать у живого сэйла трахею. Но кажется, даже этих неуклюжих движений оказалось достаточно, чтобы повергнуть солдат в мистический ужас. Было видно, что они не могли понять, кто она: принцесса, ведьма или убийца, способный в секунды разделаться с целым патрулем голыми руками. Капитан, похрипев и поглотав ртом воздух, наконец встал, держась за горло, и сиплым голосом скомандовал:

— Связать!

Через некоторое время Лэя, связанная одной веревкой с Хлюпом, ехала в закрытой повозке под присмотром противного монаха. Эскорт торопился в Венлу, чтобы уйти подальше от страны ведьм. Но они не знали подлинной опасности, уже выходящей на их след…

Женька сорвался вниз, чуть не выломав по пути перила. Разум затмила ярость пополам с отчаянием. Он готов был убить себя за халатность. Как он мог подумать, что враги принцессы растяпы и тугодумы? Недооценка противника — первый шаг к поражению. Что же сейчас с его принцессой? Кто ее схватил? Они же могут над ней надругаться, растоптать ее нежную душу! Пусть только попробуют, он сам растопчет их, сделает из них кашу и съест на завтрак! Сознание плыло в красном мареве гормонов, ударивших, словно молот, в его, вернее, Зарову голову и топя мысли в море безысходности, ненависти и любви.

Он очнулся, держа в руках полузадушенного полового, от дружного вопля всех маленьких и не маленьких насекомых в башке: «Так ты ничего не добьешься! Тебе надо спасать принцессу, а не строить из себя безмозглого и рассвирепевшего неандертальца».

Землянин посадил почти бесчувственное тело полового на стул и уселся напротив, пытаясь привести мозги в порядок: «В таких местах разведчики и спасатели мира обычно считают до… до скольких же они считают? Ладно, попробую: раз, два, три. Все, ясно! Чем глупее — тем дольше. — С мрачным удовлетворением Женька заметил, что ему хватило трех. — Так, я смеюсь, я зол, я спокоен как сто китайцев. Кто бы вы ни были, ваша смерть идет». Импровизированная психотерапия подействовала отрезвляюще. Землянин нарочно стал делать все медленно, продумывая каждую деталь. Правда, его собеседнику от этого, кажется, стало еще хуже, так как тот принялся уже что-то соображать, и это соображение быстро дало ему понять, что он сейчас как мышь перед котом — стоит дернуться, и ты не сытный, но вполне желанный завтрак, ну или ужин — в зависимости от времени суток.

— Успокойся и расскажи мне, шаг за шагом, что здесь произошло, — цедил слова злой постоялец.

Запугивать собеседника не было никакой нужды, скорее наоборот, гость никак не мог вывести слугу из паралича, вызванного страхом. Наконец, половой смог заговорить:

— Я-я… оннии…

— Ты уж будь добр, попонятнее что-нибудь скажи? — попросил, хищно оскалив Заровы клыки, Женька.

Из путаной и сбивчивой речи собеседника все-таки стало ясно, что королевский патруль ворвался в трактир, и маленький монах спросил о ведьме — девушке, остановившейся только что в этом постоялом дворе. Что случилось наверху, слуга не знал, но шуму было много. Потом девушку и лонка вывели связанными, конфисковали именем короля какую-то убогую карету, сгрузили туда пленников и поспешно отбыли в сторону Венлы.

— Они… то ли боялись, то ли уважали пленницу. Почти ее не касались и говорили вежливо. А капитан все время за горло держался, и у одного солдата глаз почти заплыл синяком. А откуда лонк-то взялся? — спросил совсем осмелевший половой, приняв ухмылку Женьки за одобрение своих слов.

— А ты, если жить хочешь, поменьше спрашивай, — поостудил его любопытство пришелец. — Лучше скажи-ка, когда они уехали?

— Так уж, наверное, два, если не три часа будет.