Легкий как перышко

– Я много чего помню о той ночи, – уверенно сказал он. – Мама разбудила меня, потому что почувствовала запах дыма. Помню, как она бежала к входной двери, а потом и по улице, в халате. Ночное небо над твоим домом светилось из-за пожара. Мама велела папе не выпускать меня из дома, но через несколько минут он надел на меня куртку, и мы последовали за ней к повороту, где находился твой старый дом. Ты стояла на улице с собакой, босая и в пижаме, и просто смотрела, как пламя забирается все выше и выше. Собака сходила с ума. Она без устали лаяла и никого к тебе не подпускала. Помню, как подумал, что странно увидеть тебя тут одну – я всегда думал о тебе и Дженни как о едином целом. Как два носка, которые всегда идут в паре.

– Ты понял, что это я стою там, а не Дженни? – удивленно спросила я.

Трей кивнул.

– Конечно. Я всегда вас различал. Дженни по-другому держалась. И брови у нее были потяжелее. А еще она грызла ногти.

«Невероятно – подумала я про себя, – что Трей сразу же понял, что выжила я, а не Дженни, в то время как мои собственные родители не могли различить нас».

– Наверное, я никогда не видел вас по отдельности до той ночи. Можешь спросить мою маму, если хочешь. Она еще говорила всем, кто готов был слушать, что собака, должно быть, разбудила тебя и вывела наружу.

Я изо всех сил пыталась вспомнить ту ночь, но перед глазами всплывало одно и то же: невыносимая тяжесть в груди от дыма, рев пламени и ощущение, что мне нужно срочно выйти на улицу. Разбудила ли меня Мокси? Открыла ли она сетку от комаров, как любила делать щенком, – еще тогда она научилась стоять на задних ногах, нажимать на ручку передними лапами и открывать дверь, – чтобы заставить меня последовать за ней на лужайку? Трудно сказать. Я почти ничего не помнила о том, как стояла на улице, кроме того момента, когда увидела мамин силуэт, появившийся в двери на фоне стены огня. Если мама Трея была права и Мокси разбудила меня, то почему меня, а не Дженни? Вернулась бы Мокси в дом, чтобы разбудить и Дженни, если бы пламя не разгорелось так быстро? Во время расследования пожарные установили, что в подвале произошла утечка газа. Вот почему весь дом так быстро загорелся. Причиной возникновения пожара могло стать что угодно, даже крошечная искра статического электричества.

– Так что, если гадаешь, почему выбралась ты, а не Дженни, все дело в Мокси. По какой-то причине она смогла разбудить тебя, а не сестру. Все просто, МакКенна. Тут не о чем думать.

Мгновение я лежала молча, думая о жизни и энергии вселенной и как нечто такое простое, как прикосновение мокрого собачьего носа к коже, стало вопросом жизни и смерти для меня и моей близняшки.

– Мы держали ее здесь, с нами, – сказал мне Трей. – Мокси. Мы продержали ее здесь две или три недели, пока твоя семья находилась в другом месте. Я все надеялся, что вы уедете и она останется моей собакой.

Я удивленно покачала головой, тронутая тем, что он вспоминал Мокси с такой нежностью. Неудивительно, что он без колебаний помог мне ее похоронить.

– Я об этом и не знала, – призналась я. Недели после пожара были размытом пятном. Я точно помнила, что скучала по школе. После времени, проведенного в больнице, и похорон Дженни мы с мамой уехали на пару недель в Миссури к бабушке и дедушке, а папа остался в мотеле Уиллоу и разбирался со страховкой. Я мало чего помнила о том времени – лишь случайные детали: мое красное лоскутное одеяло на коричневом клетчатом диване, сэндвичи с индейкой и майонезом, приготовленные бабушкой, а еще мама, исчезающая за дверью своей бывшей детской, где она плакала часами напролет подальше от моих глаз. Теперь, вспоминая все это, я точно знала: Мокси с нами не было.

– Прости, – извинилась я. – Что мы не переехали навсегда.

– Не надо, – поддразнил Трей и подтолкнул меня. – Если бы ты навсегда уехала, а не стала бы жить по соседству, я бы последние пару лет подсматривал, как раздевается кто-то другой.

Мои глаза широко распахнулись, а челюсть отпала.

– Трей!

– Возможно, это был бы какой-нибудь отвратительный, волосатый парень, – продолжил мучить меня Трей. Он наклонился и взял мое лицо в руки, а потом поцеловал в наморщенный лоб.

* * *