Легион Проклятых: Омнибус

Мостовая задрожала вновь, на этот раз под ударами керамитовых подошв. Поняв, что охотники почти настигли их, писец попытался ещё ускориться. Он уже ни на что не надеялся, только хотел как можно дольше выводить предателей из себя.

В тот момент, когда беглецы огибали опору кенотафа, ощущение неотвратимой угрозы вновь охватило Госту. Оно ждало в тумане, рядом с ним. От него невозможно было убежать, оно казалось неотвратимым, словно смерть, только намного величественнее и ужаснее. Но, если натиск предчувствия означал надвигающуюся гибель Госты, то писец уже наверняка ощутил бы исполнение пророчества. Ведь он достаточно насмотрелся на предателей, чтобы осознать неизбежность конца. Беглецам никак не удалось бы добраться до библиариума раньше отступников.

Госта удивился, что сожалеет об этом, ведь и в хранилище писцы не оказались бы в безопасности. Похоже, он спутал собственную целеустремленность с надеждой на избавление.

Впереди возникло какое-то сияние, непохожее на янтарную муть вокруг осветительных шестов, и на мгновение Госта даже позволил себе поверить, что всё-таки добрался до библиариума. Впрочем, писец тут же понял, что свет струится слишком близко к земле и явно не проходит через цветные витражи. Сияние отливало красным. Чуть замедлившись, Хатия вновь оглянулась и вновь устремилась вперед. Никто не стрелял по беглецам со стороны непонятных огоньков.

Чем ближе они подбирались к дрожащему, неверному свету, тем сильнее пересыхало у Госты во рту. Сияние напоминало отблески пламени, но как будто само двигалось навстречу беглецам. К этому моменту предчувствие уже оставило писца, то, чего он ждал и боялся, оказалось прямо перед ним. Оно двигалось наперерез служителям библиариума, и Госта едва удержался от крика, когда секрет хранилища вновь коснулся его. Распускаясь цветком запретного знания, тайна подземелья приветствовала то, что явилось из мрака.

Ярко-красное сияние, мерцая всё настойчивее, озарило массивные тела, высеченные из тени. На Мнемозину пришло нечто более могучее и глубокое, чем зимняя ночь. Они выступили из тумана, пять созданий, печатающих шаг, словно жуткий механизм, ровно отмеряющий удары судьбы. Узнав в них Адептус Астартес, писец не смог припомнить орден по символике этих воинов. Образ аквилы на чёрной броне выглядел так, словно его выложили из костей… Нет, понял свою ошибку Госта. Орнамент из настоящих костей украшал доспехи космодесантников, а яркий свет отбрасывали языки пламени. Огонь обвивал тела и конечности воинов, прокатывался по броне, и порой, порой, вырывался даже из багровых линз шлемов.

Служители библиариума замерли, увидев существ, о которых не имелось упоминаний. Ни единая запись не рассказывала об этих воинах, ни один отчёт не хранил память о них. Космодесантники возникли из зимней пустоты, словно их существование началось здесь и сейчас. Однако же, следы на чёрной броне говорили об ином. Воины, несущие на себе шрамы столетий, казались древними, и, вместе с тем, вырванными из времени. Они, призраки неуловимых мгновений, шаг за шагом сотрясали землю тяжестью вечности.

Сзади писцов настигали чудовища. Навстречу им ступали призраки.

Госта задрожал, зная, что бежать бессмысленно. Космодесантники впереди выглядели непохожими на устроивших резню предателей, но, коль уж в архивах Империума не сохранилось историй об этих созданиях, что они принесли с собой — погибель или избавление? Если воины явились, чтобы присоединиться к бойне, то Госта не станет больше удирать. Он примет свой страх и будет молиться, надеясь достойно встретить конец. Бороться всё равно бессмысленно.

Призраки подступили ещё ближе, держа оружие направленным вперед. Тем не менее, огонь они пока не открывали, и, находясь уже в нескольких метрах от писцов, по-прежнему не обращали на них внимания.

Вдруг Керемон бросилась влево, размахивая руками и сзывая к себе остальных беглецов. Вздрогнув от её резкого движения, Госта наконец очнулся от забытья и рванулся в сторону, но тут же споткнулся, упал и пополз по брусчатке, беззвучно хрипя. Керамитовая подошва опустилась на камень на расстоянии ладони от ноги писца. Откатившись с дороги космодесантника, Госта успел рассмотреть вблизи пламя, окутывавшее воина. Оно тоже оказалось призрачным.

Пламя не испускало тепла, и, хотя его языки мерцали и плясали, как настоящие, что-то неправильное ощущалось в их окраске и в самой сути огня. Краснота пламени слишком отдавала кровью, и в этот оттенок вплетались другие элементы, которые вовсе не были цветами. Писец мог поклясться, что огонь обладает структурой. На глазах Госты сама суть реальности менялась, искажалась и поглощалась, а он лежал на камнях, дрожа и глядя, как мимо ступают космодесантники, идущие навстречу охотникам.