Несмотря на всю сложность складывавшегося положения, на более крутые меры Каледин решиться не мог, рискуя вызвать бурное недовольство крестьянства и казачества. В глубине души он надеялся, что большевики сразу не начнут наступление, появится время собрать силы для борьбы. В этих расчетах он ошибся.
Большевистские войска перешли в наступление в последних числах декабря. Первый удар был нанесен по железнодорожным магистралям, идущим на юг, с целью расчленения сил Каледина и украинской Центральной рады. Сводный отряд П. В. Егорова, насчитывавший около полутора тысяч штыков и сабель, овладел железнодорожными станциями Лазовая, Синельниково и Славянок, а затем городами Луганск и Никитовка. Столь же успешно проходило наступление и другого красногвардейского отряда, руководимого бывшим прапорщиком Р. Ф. Сиверсом. Калединцы были выбиты из Макеевки, красные подошли к Иловайской.
Однако вслед за этим части генерала Балабина, перейдя в контрнаступление, довольно легко и быстро вытеснили революционные войска с территории области. Небольшой казачий отряд полковника В. М. Чернецова смелым рейдом разгромил главные силы противника на станции Дебальцево. Это на некоторое время поумерило наступательный пыл большевиков, заставило их произвести перегруппировку и усиление своих войск.
Возникшая пауза была использована Калединым для того, чтобы еще раз попытаться объединить силы Донской области для сопротивления большевикам. По его предложению 29 и 30 декабря в Новочеркасске состоялся Областной всеказачий съезд. Выступая на нем, Алексей Максимович охарактеризовал обстановку, создавшуюся на Дону, красочно нарисовал возможные последствия этой войны как для казачества, так и для других социальных групп населения Дона и всей России. Две главные мысли присутствовали во всех речах Войскового атамана, произнесенных на этом съезде. Во-первых, он утверждал, что «не признав власти комиссаров, мы принуждены были создать государственную власть здесь, к чему мы никогда раньше не стремились. Мы хотели лишь широкой автономии, но отнюдь не отделения от России». Во-вторых, он призывал «для того, чтобы выжить, крестьянам, рабочим и иногородним необходимо с казаками договориться, понять друг друга и найти общий язык…»
Попытки призвать на защиту Дона, от которой уклонялись казаки, неказачье население, на первый взгляд были обречены на провал. Однако убедительным словом Каледину удалось сделать невозможное. По свидетельству активного участника съезда Митрофана Богаевского, вначале «Алексея Максимовича встретили молча. Ему не хлопали в ладоши… Но верили. В конце концов съезд с ним помирился – холодок растаял. Было решено для защиты Донской области от большевиков создать Временное объединенное донское правительство, обязав выполнять его решения как казачье, так и неказачье население».
Область войска Донского
Правда, эта акция оказалась слишком запоздалой. Также неудачно завершилась и вторая акция, имевшая целью объединить силы Каледина и Добровольческой армии в интересах защиты Дона. Как ни странно, но генератором этой идеи выступил Борис Савинков, который в это время появился в Новочеркасске. Посетив Каледина, он заявил, что как член бывшего Временного правительства считает необходимым участвовать в работе по созданию Добровольческой армии и координации ее деятельности с действиями других белых сил на юге России. Алексей Максимович после продолжительной дискуссии согласился с Савинковым, а затем они совместными усилиями убедили Алексеева и Корнилова в необходимости такого сотрудничества во имя спасения родины.
Было решено при Алексееве организовать специальное Политическое совещание, в состав которого вошли генералы Корнилов, Каледин, Деникин, Лукомский, Романовский, а также гражданские лица П. Е. Струве, П. Н. Милюков, Г. Н. Трубецкой, М. М. Федоров и Б. В. Савинков. Однако из-за возникших разногласий между членами это Политическое совещание просуществовало недолго и практически никакой роли в событиях, происходивших на Дону в начале 1918 года, не сыграло.
Положение усложнялось постоянными трениями, возникавшими в руководстве. «Я преклонялся перед глубоким патриотизмом, здравым смыслом всех решений Михаила Васильевича, – писал Богаевский. – Он весь горел служением своей великой идеи и, видимо, глубоко страдал, когда встречал непонимание или своекорыстные расчеты. Несмотря на свой возраст и положение, духовный вождь белого движения, политический руководитель и организатор его, он скромно уступал первое место Корнилову.
Корнилов был с ним иногда очень резок, чаще несправедлив. Но Алексеев терпеливо переносил незаслуженную обиду. Мне лично пришлось только один раз слушать от него после одной из таких вспышек фразу, сказанную бесконечно грустным голосом: «Как тяжело работать в таких условиях!»