У контрольно-пропускного пункта у Московской заставы нас обстреляли, тем не менее мы благополучно прибыли в Гатчину. Несмотря на попытку задержать нас там, мы и Гатчину миновали благополучно. К ночи мы добрались до Пскова, где размещалась Ставка главнокомандующего Северным фронтом. Чтобы чувствовать себя в полной безопасности, мы устроились на частной квартире моего шурина генерал-квартирмейстера Барановского. По моему приглашению на квартиру прибыл командующий генерал Черемисов, который, однако, как выяснилось, уже начал «флиртовать» с большевиками. Движение войск к Петрограду, о котором я распорядился, было остановлено по его приказу. После довольно резкого разговора генерал Черемисов удалился. У нас не было никаких сомнений, что он сообщит новым хозяевам положения о моем прибытии во Псков. А потому нам ничего не оставалось, как ехать дальше, в сторону фронта.
В маленьком городке Острове располагался 3-й Конный казачий корпус. Именно этому подразделению под командованием генерала Крымова надлежало в сентябре захватить столицу. В разговоре со мной Черемисов сообщил, что новый командующий 3-м корпусом генерал Краснов, находясь во Пскове, пытался установить со мной связь. Я поинтересовался, где Краснов находится в настоящее время, и получил ответ, что он возвратился в Остров. Мы решили немедленно отправиться в Остров и, если не найдем там Краснова, выехать в Могилев, чтобы встретиться в Ставке с начальником штаба Верховного главнокомандования генералом Духониным.
Позже я узнал, что Духонин дважды пытался установить со мной связь по телефону, однако Черемисов воспрепятствовал этому».
К утру 26 октября Керенский и генерал П. Н. Краснов уже были в штабе 3-го Конного корпуса в Острове. Вся «боевая мощь» этого корпуса состояла из 500–600 казаков и 12 пушек. Все остальные части были отправлены на фронт и в район Петрограда. Тем не менее Керенский решился с этими силами двинуться на Петроград, рассчитывая, что к нему присоединятся и другие части.
С рассвета следующего дня отряд без единого выстрела вошел в Гатчину. Решили идти на Царское Село и оттуда немедленно двинуться на Петроград, где ожидалась помощь верных Временному правительству подразделений, направленных по приказу генерала Духонина, офицеров и курсантов кадетских корпусов, отрядов боевиков партии эсеров. Царское Село также удалось захватить, но уже с определенными трудностями и с большой задержкой по времени…
Финальный акт борьбы А. Ф. Керенского за власть над страной и армией разыгрался 30 октября вблизи знаменитой Пулковской обсерватории. Так называемые Пулковские высоты были в руках кронштадских матросов. В распоряжении Керенского имелись 700 казаков, бронепоезд, пехотный полк, только что прибывший с фронта, и несколько полевых орудий.
Едва артиллерия открыла огонь, революционные солдаты Петроградского гарнизона оставили свои позиции, Казаки бросились за ними в погоню. Однако правый фланг большевиков, где находились кронштадские матросы, не дрогнул. После продолжительной перестрелки, не имея сил закрепиться на столь широком фронте, правительственные войска отошли к Гатчине. 31 октября генерал Краснов направил делегацию казаков в Красное Село для переговоров с большевиками о перемирии. Они проводились в Гатчине в нижнем зале дворца. Неблагоприятный исход этих переговоров (бывшего главу государства и Верховного главнокомандующего казаки «обменивали» на право по домам), вынудил Керенского переодеться в матросскую форму и бежать из Гатчины. После этого его значение как Верховного главнокомандующего больше ни в чем не проявлялось.
Почти полтора месяца бывший Верховный главнокомандующий прятался на одном из близлежащих хуторов. Здесь он прочитал в газете «Известия» сообщение, что армейским организациям предписывается принять меры для немедленного ареста Керенского и доставки его в Петроград, а всякое ему пособничество будет караться как тяжкое государственное преступление.
Позже А. Ф. Керенский писал: «Мои гонители искали меня повсюду. Им и в голову не пришло, что я скрываюсь у них под самым носом, между Гатчиной и Лугой, а не где-то на Дону или в Сибири. А мне тем временем ничего не оставалось, как затаиться, занявшись, насколько это возможно, изменением своей внешности. Я отрастил бороду и усы. Бороденка была жиденькая, она кустилась лишь на щеках, оставляя открытыми подбородок и всю нижнюю часть лица. И все же в очках, со взъерошенными патлами я по прошествии 40 дней вполне сходил за студента-нигилиста 60-х годов прошлого века».
Из своего убежища, основываясь на информации из регулярно получаемых газет, бывший министр-председатель и Верховный главнокомандующий обратился с открытым письмом к русскому народу, которое было опубликовано 22 ноября 1917 года в газете «Дело народа». В нем он писал следующее: