Прежде всего, он имел самую утешительную информацию из Сибири и Забайкалья, передававшую о крестьянских восстаниях, которые, само собой разумеется, требовалось энергично поддержать, не теряя напрасно ни одного дня. И затем, с некоторых пор барон стал чувствовать себя в Урге неуютно, потому что в его отношения с Богдо-хутухтой и правительством Монголии вкрались ноты взаимного охлаждения. Унгерн принимал близко к сердцу усиливавшееся с каждым днем взаимное непонимание между ним и монголами. Но существуют некоторые данные, заставляющие думать, что еще в апреле месяце барон держал в голове несколько иные намерения, а именно: можно предположить, что он хотел предварительно сплотить в одно целое, под видом добровольного союза, Монголию Внешнюю и Внутреннюю, так называемые Халху, Баргу и Восточные сеймы, чтобы провести формирование крупных монгольских войсковых соединений, и только после того схватить звериной хваткой горло своего злейшего врага — Советскую власть.
Откуда же черпал Унгерн свою информацию, которая в значительной степени определяла его политическую линию поведения? Помимо весьма скудной переписки с атаманом, барон мог получать политические новости через ургинскую радиостанцию. Из этого источника он знал о восстании в Тобольской губернии и о партизанском движении в Забайкалье и в Приморье. Вне сомнения, он был осведомлен также о зарождении во Владивостоке белого правительства, возглавлявшегося братьями Меркуловыми. Больше же всего барон интересовался сведениями о настроении и чаяниях казачьего населения ближайших к Монголии станиц и поэтому всегда лично опрашивал беженцев из Забайкальской области. Если даже отбросить подозрение в том, что власти подсылали к барону своих агентов с провокационной информацией, с целью подтолкнуть на немедленное выступление, психологически понятно, что слишком субъективный по природе барон мог из своих опросов получить те данные, которые соответствовали его собственному душевному настроению. Не из тех ли типично беженских повествований, напоминавших заученный урок, барон почерпнул уверенность в том, что казачье население Забайкалья видит в нем единственного избавителя от советской неволи?
Глава XVII
Второму конному полку, являвшемуся по своему составу (4 русских и 2 монгольских сотни) едва ли не самой боеспособной частью в дивизии барона Унгерна, генерал Резухин передал 10 пулеметов и 1 конно-горное орудие и отправил из Ван-хурэ 15 апреля на север, к русской границе, во исполнение распоряжения барона о переходе к активной обороне. 18 апреля полк переправился через Селенгу в районе кумирни Харха-Догун (в 100 верстах на север от Ван-хурэ). 21 апреля унгерновцы выступили дальше вверх по Селенге, и следовали вдоль нее до урочища Шарынгей; из этого пункта они повернули прямо на север к р. Желтуре. 25 апреля унгерновские войска впервые вторглись на советскую территорию, перейдя русско-монгольскую границу верстах в 30 к югу от поселка Нарына-Горохонского.
Советское командование располагало в том районе лишь незначительными отрядами пограничной стражи. Это обстоятельство позволило командиру 2-го полка войсковому старшине Хоботову совершить два безболезненных для себя набега на русские поселения по реке Джиде. 26 апреля полк побывал в поселке Хулдате, отстоящем в 20 верстах по воздушной линии на запад от Троицкосавска, а 27 апреля с боем вторгся в станицу Желтуринскую (в 95 верстах по воздушной линии на запад от Троицкосавска). В обоих случаях унгерновцы утром внезапно появлялись из-за границы, учиняя легкий разгром красных отрядов и, собрав нужные сведения, к вечеру возвращались в пределы Монголии. 28 апреля Хоботов отошел верст на 50 вглубь страны и до конца мая ограничивался лишь наблюдением за противником посредством разъездов, высылаемых вечером к границе.
За месячный срок своего пребывания в Желтуринско-Джидинском районе 2-й конный полк проделал большую черновую работу по разведке противника и захватил 800 голов прекрасных коней, принадлежавших Центросоюзу, из табуна, пасшегося на монгольской территории вблизи границы.
Выступление генерала Резухина из Ван-хурэ задержалось на несколько дней вследствие значительного, почти целую неделю, запоздания чахарского дивизиона, входившего в состав его бригады. Резухин спешил на север, чтобы успеть перейти реку Селенгу по льду. Он получил из Урги огнеприпасы, интендантский обоз и был готов отдать распоряжение о выступлении 3-го полка на соединение с ранее отправившимися в экспедицию 2-м полком, когда ему доложили, что чахары подходят к Ван-хурэ. Издали можно было рассмотреть, что колонна чахарского дивизиона значительно, по сравнению с прежним, удлинилась за счет вьючного обоза, явно отягощенного «лаврами», приобретенными при преследовании китайцев.