Легендарный барон

Вечером 4 августа барон находился в отвратительном настроении. Его волновала судьба отрезанных 6 сотен — выйдут они или не выйдут из боя? Ему не нравилось решительно все: сильно заболоченный подход к подъему через перевал, крутая дорога с глубокими промоинами, натуженные усилия артиллерийских и обозных коней, слишком медленно вползающих в гору, и усталый вид людей в сотнях (еще бы не усталый! Ведь лошади не брали в эту крутизну даже пустой телеги; пушку тянуло 40 человек и каждую повозку поднимали на руках; лишь к утру одолели мы подъем).

Свое раздражение он сорвал на генерале Резухине. Найдя его спящим у костра, возле вершины перевала, барон весьма неделикатно разбудил его. «Я послал тебя вперед делать дорогу, а не спать», — кричал барон и, по словам полковника Кастерина, при этом четыре раза ударил генерала своей увесистой палкой. Очевидцы этой сцены были, якобы, неприятно удивлены тем, что генерал Резухин не придумал ничего иного, как вытянуться перед грозным бароном с рукой у козырька фуражки. Этот тягостный случай имел самые печальные последствия для Б. П. Резухина. Через 12 дней он поплатился за него жизнью… Но об этом после.

Впоследствии убийцы генерала говорили, что ему представлялся блестящий шанс спасти свою жизнь и крепко взять в руки дивизию. В минуту естественной деморализации, вызванной крайним переутомлением всего личного состава, начиная от командиров полков и кончая обозниками, любой эксцесс по отношению к барону был бы оправдан, и Резухин приобрел бы такую популярность, что его буквально носили бы на руках. Но… упущенный случай не повторяется.

Заслуживавшая постоянного подчеркивания бароновская хозяйственность проявилась и тут: весь подъем на перевал и спуск в долину, откуда хорошо, породному тянуло запахом свежескошенного сена, был иллюминирован кострами. За хребтом барон сделал остановку для того, чтобы подтянулся хвост дивизионной колонны. Весь переход мы усиленно пылили по дороге, ведшей к реке Джиде, по кратчайшему направлению. В 10 часов утра втянулись в очаровательные сосновые перелески, каждый из которых окаймлял поляну, засеянную ритмично качающимися золотыми колосьями ржи. Все эти отдельные «планы» сцены связывались между собой и оживлялись торопливо пробегающей речкой, которая своей свежестью смягчала крепкий, пьянящий запах разогретых солнцем смолистых деревьев. От этого уютного уголка Забайкалья остались в памяти широкие солнечные пятна — поляны, и игра лучей на зеленых кронах, и яркие блики света там и сям, на земле, под деревьями.

По установившемуся уже порядку, днем мы отдыхали и выкармливали коней. Под вечер же часов около двадцати, прошли через большое село Покровское. Вероятно, день был праздничный, потому что по селу из конца в конец носились звуки гармонии, и народ толпился на улице. Крестьяне встретили нас низкими поклонами и внешне охотно делились хлебом. Но, кто знает, что лежало на душе жителей с. Покровского. Ведь, далеко опережая дивизию, бежала тысячеустая молва, разукрасившая и личную жестокость нашего начальника, и так называемые «унгерновские зверства» чинов дивизии. Не являлась ли приветливость лишь маской, за которой скрывались чувства опасения за свою жизнь?

Перед рассветом барон сделал короткий привал у какой-то речки, вероятно, Капчеранки. Возле нее стлался густой, холодный туман. Солнце еще не поднялось над горизонтом и лохмотья облаков плавали над долиной, когда затрещали частые выстрелы там, впереди, где сошлись вплотную лесистые сопки. Пули с сердитым шипением пролетали вдоль колонны. Одной из них чувствительно ранен дивизионный интендант, весельчак Россианов. В виде самоутешения, он мог гордиться, что получил столь же деликатное ранение, как и «дедушка» — барон в бою под Троицкосавском.

Когда туман расползался по горам, в самой вершине пади, в полуверсте от подтянувшейся со всеми обозами дивизии показались домики деревушки Капчеранки. Она раскинулась по склону сопки, у самого перевала, за которым начинался уже медленный спуск к реке Джиде. Вскоре выяснилось, что произошла довольно обычная для нас история: разведывательная 1-я татарская сотня 1-го полка спокойно вошла в деревню; когда же она полностью втянулась в нее, из домов выскочили красноармейцы, разбуженные топотом коней, и начали в упор расстреливать татар. Одной из первых пуль был смертельно ранен командир сотни, хорунжий Мухаметжанов, а вслед за ним упали с коней убитыми и ранеными около половины наличного состава сотни. Уцелевшие всадники проскочили через деревню и залетели в гору. Оттуда они открыли беспорядочный огонь по деревне, а заодно уже и по своим, потому что дивизия стояла на продолжении прямой, по которой они стреляли по неприятелю. Татары продолжали вести огонь в этом направлении до тех пор, пока командир полка, полковник Парыгин, лично не пробрался к ним и не взял их в свои руки.