Легендарные разведчики

В книгах некоторых западных историков разведки мне приходилось читать, что «Энтони Блант скончался в социальном вакууме и забвении». Это неправда. В последний путь его провожали родственники и, хоть и немногочисленные, ученики и друзья. А еще было множество венков. Большинство из них — безымянные. Его не забыли.

Согласно завещанию Бланта, четверть века спустя вышли в свет его мемуары, которые он писал с 1979 по 1983 год. В книге Блант признается во многих грехах. Признания эти не то что запоздалые, но ничего к облику Бланта не добавляющие. Наверное, ему просто хотелось высказаться. Трудно жить с камнем на сердце.

Прах Энтони Бланта, согласно его воле, был развеян на поле невдалеке от школы в Мальборо, где он учился.

БОМБА НА БЛЮДЕЧКЕ Моррис и Лона Коэн

Во время войны Моррис и Лона Коэн добыли для СССР секрет создания атомной бомбы.

Звания Героев России им были присвоены уже посмертно, но с Моррисом Коэном (он же Питер Крогер, Санчес, Изра-эль Ольтманн, Бриггс, Луис…) мне удалось встретиться незадолго до его кончины. Пожалуй, я единственный русский журналист, которому так повезло. Наша беседа летом 1994 года длилась часа четыре и помогла понять многое в весьма сложной и запутанной истории их с Лоной жизни.

В США Моррис и Лона Коэн руководили агентурной сетью, получившей название «Волонтеры». Во время войны добывали чертежи и образцы современнейшего оружия. В Штатах трудились с шестью советскими связниками, в том числе с легендарным Абелем. Роль Коэнов в добыче атомных секретов в годы Великой Отечественной неоценима. Чтобы избежать провала, они были вывезены советской разведкой из США.

После трехгодичной учебы в Москве их послали в Англию в качестве помощников советского нелегала Конона Молодого, он же Гордон Лонсдейл. В результате предательства польского разведчика-перебежчика Морриса и Лону арестовали. После девяти лет тюремного заключения они были обменены. Получили советское гражданство и до конца дней жили в центре Москвы. Несмотря на кажущееся обилие материалов о супругах Коэн их деятельность в разведке раскрыта не до конца. Некоторые неизвестные раньше детали рассказаны в этой главе.

Мне почему-то казалось, что Моррис живет где-то в дачном поселке за высоким забором или на какой-то специальной квартире далеко от центра. Выяснилось: мы почти соседи. Большой дом на Патриарших прудах, нелюбопытный лифтер, крепенькая медсестра, тактично поддерживающая под локоток прихрамывающего, седого как лунь старичка с палочкой.

Его русскому языку далеко до совершенства, но объясниться с окружающей обслугой Моррис вполне может. Впрочем, прикрепленный к нему офицер Службы внешней разведки, навещающий Коэна несколько раз в неделю, безупречно говорит по-английски. Да и со мной Моррис предпочел общаться на родном языке. Когда мы изредка переходили на русский, Моррис обращался ко мне на «ты». Впрочем, и медсестрам, и остальным он говорил только «ты».

Экскурсия по уютно, но без излишеств, обставленной трехкомнатной квартире не дает забыть, у кого в гостях находишься. На видных местах фото двух наших разведчиков-не-легалов — Фишера — Абеля и Молодого — Лонсдейла. Так уж сложилась судьба, что с обоими Коэнам довелось поработать. С первым в США, со вторым в Великобритании. Рядом в рамочке фотография Юрия Андропова, он в бытность председателем КГБ СССР заглядывал в эту квартиру. Портреты Морриса и Лоны, написанные, как объясняет мне хозяин, «товарищем из нашей Службы». Знаю-знаю, что это за товарищ. Полковнику СВР, заслуженному работнику культуры, художнику Павлу Георгиевичу Громушкину было доверено создать целую серию портретов наших героев-нелегалов.

А рядом — некоторым диссонансом с этим официозом — веселые и цветастые стенные газеты, открытки, написанные подчас крупным детским почерком. Это не забывали Морриса внуки и правнуки российских чекистов, вместе с которыми он и Лона рисковали за кордоном. Чуть суховатая, несколько академическая квартира согревается теплом. Мне рассказывали, что после смерти Лоны от рака в 1993 году этого тепла Моррису очень не хватало, он грустил. Но заботливые «прикрепленные» офицеры из СВР не дали впасть в депрессию.

Помимо фотографий о редкой профессии хозяина говорили и книги. Для большинства читателей — в них история разведки, для Морриса — его собственная. Тяжело опираясь на палку, достает фолиант и открывает на нужной странице: «Вот англичане пишут, будто я сделал то-то. Не совсем так». Или: «В США до сих пор верят, что… Пусть они остаются при своих заблуждениях».