Легендарные разведчики-3

Один из немногих основных участников операции «Трест», избежавший гонений, ареста и казни, это генерал-квартирмейстер царской армии и генерал-лейтенант Рабоче-крестьянской Красной армии Николай Михайлович Потапов. Не все знают, что до революции разведка как раз и относилась к квартирмейстерской службе. Так что включение в операцию генерала, добровольно перешедшего на сторону революции еще в 1917 году, вполне логично. Использовали Потапова нечасто, в основном в крупных мероприятиях, когда надо было показать пробравшимся в СССР (с нашей помощью) белым офицерам, что верхушка РККА только и ждет свержения советской власти. И Потапов с его еще той, гвардейской, выправкой, благородными манерами с ролью военного руководителя Монархистской организации справлялся прекрасно. Как было ему не поверить. Потапов дожил до 1946 года, скончался в Москве и был с воинскими почестями похоронен на Новодевичьем кладбище.

Теперь о противниках. Был такой агент Опперпут. Получал от нас деньги, но небольшие, для шикарной жизни, которую он вел, ясно, не хватало. Была у него крыша: он — нэпман.

Я ему еще в 1923 году передавал доллары — из рук в руки. Заглядывал к нему несколько раз на старую квартиру в Серебряном переулке, а он весь такой льстивый, услужливый, заискивающий. Человек для меня неприятный, дел с ним иметь не хотелось. Спрашивал: «Расписки не надо?» Никаких расписок я с него не брал. Давал что-то долларов 200. Другой бы поблагодарил — и все. А этот чуть не сгибался в поклоне. Было ему 32 года. Успел повоевать в мировую — опытный вояка.

И когда проверять «Трест» были посланы из Парижа Мария Захарченко-Шульц и ее муж капитан Георгий Радкевич, мы этого Опперпута активно использовали. Захарченко с мужем нелегально перешли польскую границу — и сразу к нам. Надо было где-то парочку селить, якобы укрывать.

Мы их убедили: нельзя вас держать в одном месте — конспирация. И оказались они в отрыве друг от друга. Так что советоваться, обсуждать ситуацию сложно. А чтобы было еще сложнее, Захарченко то и дело постоянно перевозили с квартиры Опперпута на конспиративную дачу.

Почему я в курсе этих деталей? Потому что Владимир Андреевич Стырна привлек к работе в «Тресте» жену своего ближайшего друга по гимназии — Марию Ивановну К., которую я прекрасно знал. А ее мужа Стырна превратил в хозяина явочной дачи, на которой трестовики-чекисты позже тайно принимали Сиднея Рейли и устраивали в честь шпиона банкет. Мария Ивановна из дворянской семьи, училась, если память не изменяет, в Институте благородных девиц. Но была человеком глубоко советским. И Стырна придумал ей легенду: она контрреволюционерка, опекает и охраняет Марию Захарченко-Шульц, чтобы не сделала посланница руководителя Русского общевоинского союза (РОВС) Кутепова какого-то неловкого шага, не провалилась. Ведь та ничего о жизни в СССР не знала, как держаться в нашей среде, представления не имела. И К. должна была приучать гостью к обстановке.

Когда Шульц находилась в Москве, то жила в квартире Опперпута. Сблизились. Рядом жена и маленькая дочка хозяина. Но ни Марию, у которой брак с Радкевичем был третьим, ни Опперпута это никак не смущало. А Опперпут — невероятный хам. Жена у него, как прислуга, стирала Захарченко белье. А он при супруге этой Марии чуть ноги не мыл.

К. возмущалась: «Какой подлец! Насквозь подлец!» Стырна доложил Артузову. Очень уж гнилой человечишко. А если об измене Захарченко узнает Радкевич? И как повернется, если узнает? А Артур Христианович: «Вижу, что подлец. Но он наш агент. Черт с ним и с его подлостью. Он нам пользу приносит». Так что К. со своим женским чутьем лучше кого бы то ни было уловила подлинный характер этого мерзкого человека.

Сначала Захарченко пыталась диктовать свои условия. Ведь «Тресту» нужны деньги. Однако их получение из-за границы возможно лишь с оживлением работы организации, ее активной деятельности, которая мыслилась не иначе как только путем террора. Да и сам террор у них, у белых, является наилучшим способом получения денег.

А Якушев Александр Александрович все время одергивал: «Вы нам сорвете всю работу этим вашим террором. Не надо никакого террора. Потому что это — насилие. И за ним аресты, расстрелы заложников. Черт знает что! Вы что, шутите?» Захарченко не сдавалась, все время жала, настаивала: террор, только террор. Установка у нее была простая: «Это подымет настроение наших здесь и за границей».

И тогда, как впоследствии рассказывал на лекции на курсах ГПУ Артузов, «комедию решили разыграть мы». Непростая комбинация: как будто бы создано течение, стоявшее за террор. Во главе поставили Опперпута. Он и Захарченко — «за», Якушев и другие солидные люди — «против». В заграничных кругах пошли споры — приниматься за террор или не приниматься.

А мы Марию посадили на рынок, где у нэпмана Опперпута своя палатка. Там, как внушили Захарченко, явка. Действительно, приходили к ней изредка люди с Лубянки, что-то передавали. А вместо террора она торговала чайниками, кастрюльками. На долгий период сторонницу террора из игры вывели.