Мы же постараемся подробно восстановить трагические события, произошедшие в ночь на 9 марта 1944 года. С документальной точностью описывает их специальная оперативно-следственная группа чекистов из трех соседних районов Львовской области, расследовавшая с 1958 по 1961 год все обстоятельства гибели Кузнецова и его товарищей. Для этого были допрошены все оставшиеся в живых участники событий: и жители села, и к тому времени арестованные бандиты из УПА. Теперь можно огласить результаты расследования.
Николай Иванович Кузнецов в форме немецкого офицера, но с содранными погонами, Ян Станиславович Каминский и Иван Васильевич Белов добираются до Боратына. Выходят из леса. Подходят к хате на окраине села. Свет не горит, и двое, именно двое, стучат в дверь, затем в окно, и Степан Голубович их впускает. Хозяин запомнил дату точно: «Это было на женский праздник – 8 Марта 1944-го».
Тут, правда, возникает у меня сомнение. Мог ли знать простой крестьянин, живший в регионе, лишь незадолго до войны присоединенном к СССР, о таком празднике? И нет на это ответа. Может, узнал об этом после войны, когда давал показания. Привязка трагических событий к празднику 8 Марта в 1944 году достоверностью не блещет.
Но зато как точно описывает Голубович «гостей». В наблюдательности и памятливости ему не откажешь: «Оба были одеты в форму военнослужащих немецкой армии… Один из них был выше среднего роста, в возрасте 30–35 лет, лицо белое, волос русый, можно сказать несколько рыжеватый, бороду бреет, имел узкие усы. Его внешность была типична для немца. (По этому описанию в «немце» угадывается Кузнецов. –
Голубович справедливо замечает, что как немцы «могли пойти ночью через лес, если они боялись его пройти днем». Вошли, сразу попросили закрыть ставни. В хате – темнота. В доме кроме Степана его жена с сыном и дочкой, старенькая мама.
Неизвестные попросили поесть, сели за стол, тускло, но освещенный керосиновой лампой. Жена Голубовича принесла хлеб, молоко, картошку. Пришельцы, было видно, изголодались, быстро принялись за еду.
Минут через сорок «…в комнату вошел вооруженный участник группы УПА “Черногоры”, кличка которого, как мне стало известно позднее, “Махно”[1], – дает показания Голубович. – …Не приветствуя меня, сразу подошел к столу. Затем подошел ко мне, сел на койку и спросил меня, что за люди. Я ответил, что не знаю. И через каких-то минут пять начали заходить другие участники УПА. Вошло человек 8, а может, и больше…»
Кузнецов по-прежнему сидел за столом. Спокойно поздоровался, вступил в беседу. Сразу спросил: кто вы такие? Бандеровцы отрезали: «Мы из УПА, ваши документы». И разведчик резко ответил, что это не по закону, не имеете права останавливать немецких офицеров, проверять документы.
Кто-то из бандеровцев вышел из хаты. Как стало позднее известно Голубовичу, запросил подмогу и в ту же ночь в село ворвался отряд УПА. Бандит вернулся. Снова пошел разговор – жестокий, бескомпромиссный. Трижды бандеровцы требовали поднять руки вверх, но неизвестные отказались и рук не поднимали…
Нависла пауза. Тишина была тревожной. Прошло около получаса. Ситуация понятна: Кузнецов и его товарищ попали в положение безвыходное. Николай Иванович вроде бы стал искать зажигалку, потом попросил прикурить, что-то сказал своему спутнику, тут рухнул на пол под койку, и Кузнецов, приподнявшись, ударил по лампе. Бандеровцы бросились врассыпную: увидели в руках «немца» гранату. Попытались выбраться из хаты и не смогли: дверь открывалась вовнутрь. Раздался взрыв гранаты, которую успел привести в действие Кузнецов. Он пошел на смерть, уложил двух (или одного) бандеровцев, ранил еще нескольких, которых потом отвезли в соседнюю деревню.
А раненый спутник офицера, считаем, что это был Каминский, воспользовавшись суматохой, схватил портфель, выбил оконное стекло и выпрыгнул в темень. По нему тотчас открыли огонь. Стрельба, вспоминает Голубович, продолжалась минут пять. Уйти от бандитов не смог. Соседка Степана Голубовича уверяет: бандеровцы отыскали беглеца, раненного в руку, в стогу сена неподалеку. Провели через село. Больше живым его не видели.